Сапожник Хамур прощально помахал рукой, вздохнул и продолжил свою работу. Он был пожилой, грузный человек и потому тяжело вздыхал, прилаживая к женскому сапогу отвалившийся каблук. Черты его лица были крупны и благородны, а большие светлые глаза всезнающи. Он был хизбом, представителем небольшого народа, жившего когда-то на Ближнем Востоке, а потом почти полностью уничтоженного соседями. Его предки приехали в этот город больше века назад, спасаясь от тотальной резни, которая время от времени там случается. Теперь хизбы отличаются от местных коренных жителей не столько чертами лица, сколько энергией и темпераментом, выражением глаз и манерой разговора. Ходили слухи, что они равно задабривают и Господа и Сатану, надеясь избежать с ними вражды, а поклоняются павлину. Потому их можно часто видеть в зоопарке у клетки с этой красивой птицей…
…Гасли утренние оранжевые фонари.
Маленькая, серенькая «Ока» ловко маневрировала в потоке уличного транспорта.
Перед глазами Ульяны качалась игрушечная собачка, а рядом с фотографии иронично и ранимо смотрел Виктор Цой.
Город этот чудесным образом соединял в себе стремление императора Петра Великого быть не хуже Европы и желание коммунистов как-то расселить людей, хлынувших сюда из провинции в надежде найти здесь в голодные годы еду, работу и счастье…
Город состоял из старинной части, где был центр, дворцы и соборы, а по окраинам спальные районы, выразившие вкусы и возможности правителей, – сталинские, хрущёвские, брежневские и ельцинские дома, содержавшие в себе общежития и коммунальные квартиры.
У станции метро с амбициозным названием «Космическая» расположился бедный аналог блошиного рынка. На тротуаре на клеёнках и половиках разложены были ножи, вилки, розетки, напильники, старая обувь и различный, необходимый в доме инструмент.
Ульяна выбрала шило, самодельное, с истёртой и замасленной деревянной ручкой… Долго рассматривала его.
– Сколько хотите?
– Пятьдесят.
Ульяна отдала полтинник и спрятала шило в хозяйственную сумку.
Дома она долго плескалась в ванной, а потом позвонила Платону.
– Почему я сегодня не видела тебя в Парке? – спросила она.
– Я не совсем хорошо себя чувствую.
– Что с тобой?
– Плохо спал… Глаза плохо видят…
– Прийти?
– Не надо. У меня насморк.
– У тебя хоть еда есть?
– Зелёная фасоль и орехи.
– Я всё же приду. Скучаю…
– Прихвати бутылочку каберне…
– Сегодня в нашем парке убили мужика…
– Да, я прочел в Интернете…
– Шилом в висок…
– Да, я в курсе. Сейчас в новостях…
– Он лежал в лодке…
– Включи сотку. Кто-то скинул ролик. Там ты…
– Ну да!
– Ты… Смотришь на убитого…
На экране была Ульяна. В спортивном костюме и кроссовках…
Оператор радовался удаче, неоправданно долго снимал крупно известную поэтессу.
Её лицо, разгорячённое утренним бегом, выражало любопытство и отвращение.
Служитель лодочной станции подтаскивал к мосткам лодку. В лодке лежал труп мужчины…
– А с кем это ты уходишь по аллее? – спросил Платон.
– Женщина… Мы познакомились там… Ненавидит всех…
– Опять к тебе лесбиянки клеятся?.. Где ты была так долго? Я звонил…
– Не ревнуй… Я была в милиции… Показала удостоверение. Сказала, что мы с тобой пишем сценарий… Собрала адреса женщин, подвергшихся насилию… Которые могли мстить мужчинам… Поговорила с ними…
– И каков результат? – оторвался от компьютера Платон.
– Половина из них могли убить… А другая половина готова терпеть всё…
