«Посмотрим, кто кого переупрямит…» - страница 20

Осип с братом Шурой переехали в квартиру Хазиных, в кабинет Надиного отца[84]. Окна углового здания выходили, как уже отмечалось, на две улицы – на Институтскую, шедшую в гору, к элитной местности Липки, и на Крещатик, на котором прямо против дома № 15/2 стояла Городская дума (не сохранилась). Нередко за окнами происходили трагические события. На Липках тогда находились помещения Чрезвычайной комиссии – ЧК, занимавшей бывший дворец генерал-губернатора и несколько богатых особняков. Там совершались многочисленные карательные акции, изо дня в день расстреливали осужденных “контрреволюционеров”. Мертвые тела потом перевозили на Лукьяновское кладбище. Н. Мандельштам вспоминала о событиях августа 1919 года: “Под самый конец, когда большевики перед уходом расстреливали заложников, мы увидели в окно ‹…› телегу, полную раздетых трупов. Они были небрежно покрыты рогожей, и со всех сторон торчали части мертвых тел. Чека помещалась в нашем районе, и трупы через центр вывозились, вероятно, за город. Мне сказали, что там был сделан жёлоб, чтобы стекала кровь, – техника еще была наивной”[85].

В сентябре, после прихода в Киев Добровольческой армии, “бойни” ЧК на Липках и массовые захоронения на Лукьяновском кладбище были обследованы, часть погибших опознали родные и близкие[86]. Впоследствии эти страшные подробности не раз были отражены в эмигрантских публикациях[87]. Безусловно, с чекистскими учреждениями Липок связана строка “Пахнут смертью господские Липки” из стихотворения “Как по улицам Киева-Вия…”

Если О. Мандельштам выехал из города с группой советских актеров[88], очевидно, накануне появления белых, то Н. Хазина осталась с родителями в Киеве при Добровольческой армии и стала свидетельницей всё новых и новых жестокостей войны. Она вспоминала: “Уже без Мандельштама – он успел уехать – город на несколько часов был захвачен красными. Они прорвались к тюрьме и выпустили заключенных, а затем красных выбили и отдали город на разграбление победителям. Жители охраняли дома и при появлении солдат били в медные тазы и вопили. Вой стоял по всем улицам. На улицах валялись трупы. Это было озверение Гражданской войны”[89]. Речь идет о событиях после кратковременного (14–17 октября 1919 года) прорыва красноармейских частей к Киеву. Рассвирепевшие деникинцы, вернувшись, усилили репрессии, в городе происходили погромы, отзвуком которых стала известная передовица В. Шульгина “Пытка страхом”[90]. Художественно изложенные подробности этих дней приведены в “Повести о жизни” К. Паустовского[91].

Однако связанными с Киевом 1919 года у Н. Мандельштам остались не только мрачные впечатления, но и память о времени, проведенном с О. Мандельштамом, о посещенных ими вместе городских уголках. Одним из них стало подворье Михайловского монастыря: “…Мы «обвенчались», то есть купили возле Михайловского монастыря два синих колечка за два гроша, но, так как венчание было тайное, на руки их не надели. Он носил свое колечко в кармане, а я – на цепочке, припрятав на груди. Чудные вещи продавались на Михайловском подворье! Особенно я любила безобразные круглые гребенки с надписью: «Спаси тебя Бог». Самую круглую и самую безобразную гребенку я получила от Мандельштама вместо «свадебного» подарка и ходила в ней по городу и в «Хлам», потому что была молода и нахальна. Кто бы мог подумать, что на всю жизнь мы останемся вместе?..”