Замерев, старуха прислушалась:
– Черти черноглазые развлекаются. – Мрачно ухмыльнулась. – Строят.
– Что роят… строют? – Сделав глоток из чашки, Настя икнула. Ойкнув, она прикрыла ладонью рот.
– Якобы двери в ад. Или в места не столь отдаленные.
Егору померещилась рука. Она начертала на стене таинственные слова, вывернутые наизнанку зеркалом. Вспомнилась сумрачная картина Рембранта. Егор поспешно отвернулся.
Старуха принялась сетовать на жизнь. Ее слова усыпляли, как колыбельная. Свет продолжал утекать из комнаты. Мягко запел баритон. Чем темнее становилось в комнате, тем громче и отчетливей звучала песня.
– Раньше я каталась как сыр в масле. – Облокотившись о стол и подперев ладонью щеку, пригорюнившись, вздыхала старуха. – А теперь не живу, а выживаю. Беда. Приходиться сдавать квартиру по часам и суткам. Вы как насчет квартиры? А? Чисто, уютно и недорого.
Переглянувшись с Егором, Настя поморщилась:
– Мы просто друзья
– Но может для дружеских встреч? – Старуха лукаво осклабилась.
«Троллит», – подумал Егор.
– Нам пора. – Настя порывисто приподнялась и, покачнувшись, упала на диван. – Господи. Как меня развезло-то. Можно прилечь на пять минут? А то я совсем никакая.
– Конечно, конечно. – Встрепенулась и оживилась старуха. – А я пока за ручкой схожу. Чиркну телефон свой. Может, вашим знакомым квартира нужна. – Старуха выкатилась за дверь.
Подложив под голову декоративную подушку, Настя свернулась в клубок.
Егор наклонился к Насте, но из-за искаженной перспективы ему показалось, что он отстранился от нее:
– Надо уходить.
Оставь меня. – Плаксивым голосом пролепетала Настя. – Спят усталые игрушки, мишки спят…
– Старуха нас опоила. – Егор покосился на черный том сказок в серванте.
– Плевать. И черт бы с ней. Пойдем на перемячи. – Настя захихикала.
– Это уже не смешно. Очнись. – Он протянул к Насте руку.
Но Астахова исчезла в темноте.
Егор оказался внутри черно-белого фильма. В кафе под живую музыку убивали время пришельцы, переметчики, пройдохи, а так же беженцы, которые стремились в места не столь отдаленные от рая или ада.
Бренча на фортепиано, пел Дули Уилсон в белой рубашке, черной бабочке и похожем на халат пиджаке с широкими отворотами. Это была та самая песня, которая разгоралась от меркнущего света в квартире старухи:
– Лунный свет и песни о любви никогда не устаревают.
Сидя за столиком у резного парапета, Егор пил виски со льдом и пересчитывал выручку. За столиком появились Настя и Рыков. Им нужны были проездные документы, чтобы оставить лимб.
Сердце екнуло, сжалось и затрепетало. Рассеянно слушая ругавшего пришельцев Рыкова, Егор всматривался в лицо Насти, как в прошлое. Голос Рыкова резал уши, как будто звучал через мегафон.
Отлучившись в уборную, Егор отлил в писсуар, сплюнул окурок и, подойдя к раковине, сполоснул руки. Он взглянул на себя в зеркало и увидел там шляпу. Покатый лоб над бровями домиком, глаза с грустинкой. Криво улыбнувшись Егору, шляпа быстро усохла и превратилась в обтянутый кожей скелет весом тридцать семь килограммов. За сутулой спиной исхудавшего засветилась рука и стала выводить на стене неоновые слова. Обернувшись, Егор прочитал: «Хамфри Богарт». Начертанное впечаталось в голову и сверкнуло в ней молнией. Ну, конечно же! Словно от электрического разряда Егор вздрогнул и очнулся.
