– У тебя нос в пудре. – Заметил Егор.
Настя небрежно вытерла салфеткой нос и высморкалась:
– А ты чего стоишь столбом?
– Говорит, не хочет. – Сказала толстуха с улыбкой.
– Я дома плотно поел. – Живот недовольно заурчал.
– По тебе и слышно. – Настя усмехнулась.
Обречнно вздохнув, Егор сел рядом с Настей:
– Ватрушку что ли попробовать?
– Это шанежка. – Сказала старуха.
– А в чем отличие? – Егор рассеянно откусил от лепешки.
– Шаньга не сладкая и без начинки.
– Да. Странный вкус. Не ватрушечный.
– Ах, что же это я? – Старуха всплеснула руками. – Голова дырявая. Забыла про яблочный пирог.
– Пирог?! Зачем? И без него хорошо. Ведь так, Егор? – Бросив досадливый взгляд на жующего лепешку Егора, Настя локтем пихнула его в бок и ударила ногой по голени.
Егор вздрогнул и подавился.
– Да, да. – Егор закашлялся. – Всего и так выше крыши.
– А для кого же я старалась?
– Я мигом
Толстуха быстро выкатилась из комнаты.
– Мутная она. – Сказал Егор. – И все здесь странно. – Обернувшись, он поднял глаза на фотографию шляпы. – Чай с металлическим привкусом. Да и слова ее тоже. – Воровато покосившись на дверь, Егор выплеснул чай из чашки в кадку розового деревца. И ему показалось, что цветок на деревце тотчас потемнел и съежился.
– Это ты странный. Хватит параноить. – Откусив пончик, Настя отхлебнула из чашки. – Чай как чай. Из кедровых шишек.
В комнату вкатилась хозяйка с широкой толстой улыбкой на обрюзглом оплывшем лице и с яблочным пирогом на большой плоской тарелке с чибисами на ободке.
– Кажется я уже того… – Настя икнула. – Обожралась. – Сонно моргая, осовелая Настя с грустью уставилсь на яблочный пирог. – Накормили, как на убой. Ей богу.
Старуха визгливо рассмеялась. Ребристым хлебным ножом старуха отрезала большой ломоть и положила его в Настину тарелку:
– Попробуй. С антоновскими яблоками.
Взяв пирог, Настя поднесла его ко рту, попыталась откусить, но кусок выпал из руки. Астахова растерянно огляделась.
– Это комната так кружится? Или моя голова? – Пролепетала она.
– И у меня карусель. – Подхватил Егор.
Все поплыло и завертелось. Комната искривилась и скомкалась. Старуха высохла и подросла. Лицо сузилось, щеки и глаза запали. Нос вытянулся и заострился крючком. На спине вырос горб. Баба Яга. Перспектива стала обратной. Так же как и ощущения. Егор словно оказался внутри литографии Эшера. Выйдя через входную дверь, окажешься в кладовке или в ванной комнате. Егору показалось, что все это уже было, было. Что там Баба Яга говорила о ручном сне?
– Может, пора? – Приподнявшись, Настя пошатнулась и плюхнулась на диван. – Какая я тяжелая. Даже ноги не держут. – Настя скрипуче захихикала. Ее лицо оплыло и покрылось морщинами, черты растеклись, нос сплющился и округлился поросячьим пятачком. Глаза выпучились и покраснели. – Проклятые пончики. – Настя вздохнула.
– Чайку надо. Сразу полегчает. – Глубокие глаза сверлили Настю. – Еще заварить?
Сделав большой глоток из чашки, Настя поморщилась:
– Мутит.
– Да что же это? – Растерянный взгляд Егор выхватил из тошнотворной комнатной карусели черно-белую фотографию. Шляпа посмотрела на Егора и, подмигнув, улыбнулась. Калганов содрогнулся и похолодел.
Утекая из скомканной комнаты, свет стал меркнуть и ржаветь. За окном заскрежетало, раскатисто прогромыхало и протяжно заревело. Оконные стекла и стол задребезжали.
– Майлс Девис дорвался до иерихонской трубы. – Пробормотал Егор, с тревогой уставившись на фотографию шляпы.
