Потерянная тропа. Том 1. Часть 1 - страница 29

Воздух пах влагой и едва уловимо кровью. Понять причину этого, не обладая возможностью разлепить глаза, было невозможно. Отдалённость Сердца мира от этой группы маленьких островков сказалась на его возможностях и бог, находясь в слепой темноте первую склянку жизни, с раздражением понял, что попал в звериное тело, хотя вовсе этого не хотел. Рядом ничего не пищало и не шебуршалось, окружающая обстановка была тихой и жуткой, а он пытался снова и снова определить в чьей шкуре оказался.

У него не хватило резерва для минимального прощупывания местности, ведь весь расход энергии тратился на то, чтобы удержать связь, – тоненькую, хрупкую ниточку, соединяющую его с ребёнком-фейри. Поэтому ему пришлось ждать, пока веки не разлепятся или пока беспомощное тельце не умрёт.

Итак, можно открывать счёт. Первая попытка точно оказалась провальной.

Он не знал сколько времени у него теперь уйдет на поиски, но рано или поздно бог поймает фейри. Главное, чтобы она дожила до того момента…

Мари поселили в комнате, в которой постоянно было холодно и влажно. Как она поняла – эта зона в виде рядов небольших кроватей с бортиками, одного камина и единственного мутного окна, была чем-то вроде яслей. Дети в ней находились до самого «распределения», проходящего в пятилетнем возрасте. Но узнать подробнее как это происходит и что следует затем, она пока не смогла. Сложно что-либо выведать будучи беззубым маленьким комком.

Простыня, на которой она лежала, пахла сыростью и чем-то нелицеприятным – у старушки Ольги, заботившейся о всех детях в их зоне сразу, просто не хватало сил поддерживать комнату в постоянном тепле и чистоте. Для женщины было главным, чтобы дети не болели и не голодали. Всё остальное иногда исправлялось с помощью других слуг, но слишком редко, чтобы считать это достаточным.

Поэтому: не просыхающий матрас, клубы пыли в местах, к которым не прикасались руки Ольги и липкий, чёрный нагар вокруг камина и на потолке, возникший из-за гари и сырости, – были первым, что она смогла чётко разглядеть и прочувствовать в этом мире, после долгого младенческого срока.

Ещё у Мари было два соседа, которые занимали другие кроватки, бывшие единственной мебелью в комнате, помимо камина. Оба ребёнка старше неё: одна на год, другой на три. Они большую часть времени ревели и требовали внимания. Типичные дети, к чьему присутствию она со временем привыкла, как к фоновым помехам.

Марианн не плакала, – и хотя временами хотелось, ей было не до того. В младенческом теле вообще оказалось очень сложно находиться. Всё вокруг словно окутывала лёгкая дымка, не позволяющая разглядеть, прислушаться и запомнить. Но с каждым днём она улавливала всё больше деталей, когда, конечно, не спала, и многие из них мгновенно затирались и забывались. Она не знала за что именно прицепилась её память о прошлой жизни, но эти данные сохранялись внутри и не исчезали. Правда думать о чем-то сложном Мари первые месяцы не могла совсем.

Она часто лежала в кроватке и вместо того чтобы кричать, хмурила брови, будто тем самым могла улучшить свою память и мыслительные процессы, разогнав одной своей волей туман и сонливое состояние.

Помимо детей, с которыми меньше всего хотелось иметь дело, к Мари подходила только Ольга. Её серый передничек и коричневое платье стали чем-то привычным, что предвещало волну стыда и позора. Старушка кормила, переодевала, иногда купала Марианн и поскольку девочка не доставляла много проблем, большую часть времени её не трогали. В редкие же моменты «заботы», Мари хмурилась так сильно, что казалось брови скоро прирастут друг к другу. Быть беззащитной и зависимой от других ей очень-очень не нравилось и потому она как могла старалась ускорить процесс развития. Раньше, чем положено, научилась поворачиваться, держать голову, сидеть, и хоть это было такими ничтожными достижениями, к своему удивлению она радовалась им так сильно, будто новую схему жизни открыла. А когда Мари смогла самостоятельно добраться до горшка… Счастью её не было предела.