Она устала. Не от работы, – в своих исследованиях Марианн могла тонуть без остатка, – а от отношения социума. Было что-то такое и во время создания схемы жизни, но в гораздо более слабом, никому не причиняющем вреда, масштабе. В учёной уже не было того человека, что активно отбивался от слухов или просто не обращал на них внимание. Эту её часть люди старательно затоптали.
Стоит ли?
Гротэр вздохнула и принялась печатать на панели пару абзацев, ещё даже не теорию, без доказательств, лишь её зачатки. Предположение. Куда именно уходят излишки энергии, которые тратятся в лишние символы и знаки? Связаны ли эти перерасходы с тем, в каком состоянии нынче находится мир? Эти вопросы казались ей очень важными и именно их краткие ответы она набросала. Щёлкнула переключателем, включая принтер, и тот загудел. Дорэй понял её без слов.
Он подошёл, старательно обходя стопки бумаг на полу, и вот, в руках декана оказался листок. То, ради чего Марианн активно гробила свою жизнь и, похоже, жизни других. Женщина не следила за ним, но понимала, что реакция будет непредсказуемой. Краем глаза она зацепилась за лицо мэтра и…
Мари подумала, что ей показалось. Что она сошла с ума. Гротэр даже ущипнула себя за ладонь, пытаясь понять, что происходит. Она не видела глаз мэтра, но зато прекрасно могла рассмотреть его шею, часть лица и руки. На фоне бледной, почти мертвенной кожи, чёрные узоры казались ожогами, оставленными раскалёнными до алого прутьями.
По её оглушённому и звенящему миру будто кочергой вмазали. Она что, заснула, сама того не заметив? Её навестил один из привычных уже кошмаров?
По спине побежали мурашки. И не только из-за страха. В помещении резко упала температура, заставляя металлические ящики и дверь покрыться беловатой изморозью.
– Мэтр…? – вместе со звуков с губ сорвалось облачко пара. Лист в морщинистой руке был мгновенно смят, а наставник медленно, будто дёргаемый за веревочки, обернулся.
Никогда она не видела такой ярости. Страшной, дикой, нечеловеческой, исказившей обычно доброе и спокойное лицо. И слишком часто видела мазутные провалы вместо глаз в своих кошмарах. Пропала привычная зелёная радужка мэтра, и на её месте, заменяя даже белки, появилась густая, медленно вытекающая нефть. Она оставляла за собой липкие дорожки на морщинистых щеках. Сплошная чернота. Пустота.
Марианн парализовало. Они замерли в нескольких метрах друг от друга. Вскоре учёную начало потряхивать от холода, по дереву тоже пополз иней и только боль от вдавливаемых в ладони ногтей, да этот мороз помогали ей держаться, не закричать. Марианн всё ещё считала, что сходит с ума.
Но вот, существо, вылезшее из её кошмаров и принявшее форму наставника, дернулось, а затем шевельнулось в её направлении. Учёная сжалась. Было ли это галлюцинацией…?
– Мэтр… – тихо повторила она и в ту же секунду существо рвануло вперед, неловкими движениями подбрасывая себя в воздух. Оно снесло все бумаги, находящиеся у него на пути, и обогнуло мебель, когда Мари лужицей сползла со стула. Учёная забилась поглубже под стол, не зная, что делать и судорожно обдумывая варианты. Но что она могла предпринять, сидя под офисным гигантом? Сквозь деревянные перегородки Гротэр проходить не умела. И почему она в своё время отказалась от обычного, стеклянного столика из гостиной?
Возле дальней стенки блеснула металлическая вставка её любимой ручки. Тело отреагировало само. Марианн дёрнулась в ту сторону и успела схватить ручку прежде, чем её как рыбку на крючке, вытянули за лодыжку из-под стола. Ногу обожгло холодом. Ту самую, где раньше был протез. Живая, тёплая, она онемела и перестала слушаться.
