Потерянные в Великом походе - страница 17

Хай-у опустил голову, и улыбка сошла с его лица.

– Я пошутил, – виновато произнес Пин.

– Она обо мне хоть раз словом обмолвилась? Кстати, как она?

Пин пожал плечами, поковырял пальцем прореху в штанах, которые заштопал ниткой из мешковины.

– Я пытаюсь больше о ней не думать. Стараюсь даже не смотреть. Ладно, – он махнул рукой. – Кстати, Ло последние несколько дней ведет себя куда лучше… Кроме того, нам же на фронт… Пожалуй, лучше, если мы снова станем с ним друзьями.

Слова Пина ошеломили Хай-у. Калека выглядел так, словно в палатку внезапно залетела летучая мышь.

– Ло ведет себя лучше? – переспросил он. – Плохо дело. Это означает, что он в нее влюбился.

«Ну само собой, – подумалось Пину. – Теперь понятно, почему я в последнее время как на иголках».

– Наверное, ты прав, – сказал он. – Я уже говорил тебе, может, оно все только к лучшему. Зачем бороться? Я устал.

– Это еще что за отношение? – Хай-у двинул Пина по голени. – Ты собрался воевать и при этом опустил руки. Устал, говоришь? Да у меня с одной ногой и того сил больше!

Пин, зашипев от боли, потер ушибленное место.

– Ты что, забыл, чему я тебя учил? – продолжил Хай-у. – Сяо и сянь. По всей видимости, с сяо у тебя перебор, в тебе столько смирения, что ты и муравья готов признать повелителем и господином. А что у тебя с сянь, с самым важным из качеств? Чтобы сварить вкусный суп, его после закипания следует еще час держать на огне, а ты сейчас готов весь котелок в выгребную яму вылить, даже не удосужившись развести под ним огонь.

– Ладно-ладно, – Пин примирительно выставил перед собой ладони. – Так чего мне делать, не подскажешь?

– Действуй потихонечку. Дай ей понять, что неравнодушен к ней, но не перегибай палку. – Хай-у встал и запрыгал по шатру на одной ноге. – У тебя для этого целая куча возможностей. На марше, на привале, во время боя… Одолжи ей плащ-палатку, когда идет дождь. Дай ей чистые палочки, когда настанет время обеда. Почисти за нее винтовку. Покажи, что неравнодушен к ней, но при этом знай меру. Именно это и означает сянь. При этом никогда не признавайся в своих чувствах и, главное, не повторяй моей ошибки: никаких широких жестов. И никогда не сдавайся.

Направляясь обратно в расположение взвода, Пин все еще сомневался, стоит ли и дальше добиваться Юн. Слова Хай-у по-настоящему проняли его часа через три, когда долина оставалась далеко позади. Бесконечная шеренга солдат маршировала по пыльной проселочной дороге и уходила куда-то за горизонт. Со стороны она напоминала исполинского извивающегося удава, поросшего щетиной – остриями штыков. Гряда Тецзиншань теперь сливалась с остальными пиками и казалась крошечной, как петушиный гребень. Воздух, прежде вонявший плесенью, покрывавшей известняк, теперь сделался сладким и свежим, словно сок боярышника. Пин несколько раз подпрыгнул, оглядываясь через плечи своих товарищей, и мельком увидел Юн, в третьем ряду за Секирой. Девушка маршировала рядом с Ло. На миг Пину показалось, что их пальцы сплетены, но в следующее мгновение он увидел, что и Юн, и Ло размахивают руками как положено, в едином ритме с чеканным шагом.

– Никогда не сдавайся, – тихо произнес себе под нос Пин. – Действуй потихонечку.

В южной провинции Цзянси стояла пора цветения, бурного, словно воды реки Янцзы, залившей красками желтого, красного и оранжевого цветов склоны холмов и полей и укромные садики вековых буддийских монастырей. Из этого великолепия выглядывали лишь серые камни мостов. Всякий раз, когда Пин видел дышащие умиротворением и покоем просторы, его поражало, как в этом мире среди выстроившихся террасами рисовых полей и колышущейся высокой травы может идти война. Стоило взглянуть на этот пейзаж хоть раз, и становилось ясно, отчего о Цзянси сложили так много песен и стихов. Если б оружейник мог выбирать, где провести детство, он бы предпочел всем другим вариантам какую-нибудь из здешних соломенных хижин в одной из низин, домик с овальным отверстием вместо окна и с бегающими по двору курами.