К стенам младший Дракон вернулся в нужной степени бешенства и тут же скомандовал заряжать баллисты. Первый залп заставил стену содрогнуться.
Тяжелая злость душила. Юкай закрыл глаза, медленно выдохнул, пытаясь справиться с волной, стиснул кулаки почти до боли и тут же расслабил, ощущая, как горят на ладони следы от ногтей. Нужно привести чувства в порядок, они только мешают и туманят голову.
Со стен полетели первые стрелы. Плоские, похожие на полумесяцы наконечники отражали солнце, падая под хриплые, едва слышные команды; они застревали в щитах, отскакивали от прочной чешуи. Следом посыпались камни.
Пустота за правым плечом ощущалась слишком заметно, как будто не человека там не было, а важной части тела.
Пусть расходуют стрелы, настоящий бой начнется только после того, как будут пробиты ворота.
И вот дерево затрещало, разлетаясь измочаленными обломками, и время снова замедлилось – темная лавина ворвалась в город. Наверняка многие солдаты видели падение Ши Мина и стремительный побег Юкая в лагерь. Какие слухи теперь расползлись по войску? Ранение, смерть, предательство? Тревога не придает сил, но может заставить привыкших к риску людей собраться и ударить так, как должно, – без единой ошибки.
Первые алые брызги полетели на песок, мгновенно сворачиваясь. Светлые и красновато-рыжие бока домов раздавались вширь, превращая улицы в тенистые тропинки. Темные щупальца войска просачивались меж домов, наводняя город. Остановив ящера у кривоватого дома в три этажа, Юкай соскользнул с седла – дальше хода нет, слишком узкие улочки не дадут пройти зверю, зажатому с обеих сторон каменными стенами.
Он едва успел коснуться носками сапог мощеной дороги. Короткий нож с узкой рукоятью звонко врезался в прочную боковую чешую зверя и упал в пыль, едва не задев скулу, – Юкай успел отшатнуться, пропуская серебристый блик. Нападавший скрывался в густой тени под навесом чудом уцелевшей лавки. В мирное время тут торговали орехами и сухофруктами, но сейчас между раскатившихся корзин валялись лишь несколько раздавленных скорлупок да немного урюка.
Глядя на упавший кинжал, пустынник вскрикнул – гортанно, разочарованно – и вышел на свет. Смуглое лицо не скрывала ткань, кожу лба пересекали два неглубоких шрама, но движения выдавали не слишком умелого воина.
Страха в его глазах не было, только азарт. Потеряв кинжал и выдав свое расположение, он выдернул из ножен короткий меч и приготовился к атаке, сжимая рукоять обеими руками.
«Будто играет», – со странной смесью недоумения и отвращения подумал Юкай. Почему в нем совсем нет гнева?
Пустынник напал первым, разом обнажив все свои слабые места. Пыль поднялась столбом: он двигался неумело и хаотично, мягкие подошвы оставляли глубокие отпечатки. Каждое движение можно было прервать, но Юкай дожидался удара.
Пустынник перехватил меч на манер топора и попытался сверху вниз обрушить на противника. Из-за разницы в росте у маневра не было ни единого шанса, и от глупости такой атаки Юкай даже опешил, отмахнувшись безо всякой тактики, на одной памяти тела.
Меч вспорол воздух и прочертил полосу по горлу врага. На медленно оседающую пыль брызнуло алым.
Отряхнув лезвие, Юкай носком сапога оттолкнул кинжал в сторону и двинулся к центру города – туда, где над плоскими крышами возвышались острые пики храма. Единственным богом здесь осталось золото, только ему возносили молитвы.
