И вот день настал. С утра хлопот был полон рот. Надо было присмотреть за выпечкой, заложить каши, овощи, мясо и приготовить продукты к нарезкам. Но прежде накормить народ, готовящийся к празднику. Почти все хотели плотно позавтракать, так как следующее потребление будет лишь к вечеру. Поэтому я с Грубелем, раздавали приказы и сами мотались по кухне как оглашенные. То тут, то там возникали вопросы, решать которые необходимо было мгновенно: каши не подгорели, яичницы не остыли, нарезки не заветрелись, мясо не пережарилось на сковороде. Овощи нарезались, сдоба и хлеба прятались в сундуки под холщовые тряпицы, мясо замачивалось в уксусе и луке, вино и пиво остужалось в погребе.
Вскоре и эта канитель закончилась и мы, наконец, сами присели позавтракать и потом побежали переодеваться.
Я постаралась еще вчера вечером заплести всех, кто желал, и сделать себе прическу на сегодня. Заработала прилично, но руки чуть не отсохли. Сегодня с утра переплела еще и Оксу. Та не захотела сидя спать, чтобы сохранить прическу, как другие. Пришлось встать чуть раньше обычного, чтобы и себе приготовить заранее, потому что потом просто не будет времени. Заплела красиво волосы, подняв часть вверх, и повязала косынкой, уже белой, как и было принято в кухне. Кстати, этот метод повязки в виде «а ля Солоха» я показала всем женщинам, а мужчинам сшила колпаки из материала, которое сама купила на свои деньги еще раньше, когда появилась возможность работать у стола. Брызла, как увидела, так сразу побежала к Оксе жаловаться на мое самоуправство – ничего белого не должно было быть на кухне, только темное, чтобы не видно было грязи. Таким образом создавалось впечатление чистоты.
- Ага! Помню тот свой фартук! – меня передернуло.
Именно с тех пор я и задумала вводить постепенно белые передники, а заодно и платки на головах. Главповар и второй вообще были без покрытия голов, с волосами, между прочим, до самых плеч, по местной моде. И это было омерзительно! Головы они мыли не часто, и даже видеть эти сальные пряди было неприятно. Тубель так и не надел колпак, а вот Грубель посмеялся и натянул набекрень. Ему так даже шло, о чем и сказали женщины на кухне и даже подавальщицы. Поэтому он продолжал носить.
Это очень не нравилось Брызле, и она в последнее время только и делала, что наушничала обо мне хозяйке, пока та не погнала её. Потому что просто отвлекала её от своей работы. И тогда тоже побежала к ней, рассказать о моем новшестве. Окса пришла, глянула и ушла. Так что Брызла осталась с носом, о чем я и удостоверила её, показав язык. Она прищурилась зло и ушла, подняв гордо голову. Женщины на кухни только со смехом мне покивали, поддерживая. Они тоже ненавидели надсмотрщицу.
Сделав прическу Оксе, я убежала в кухню и там уже, между делом, еще сварганила парочку причесок другим девушкам, как и обещала.
Уже в своей комнате, после готовки, обтерлась влажной тряпкой после беготни и кухонного жара, надела платье, которое ранее сшила вместе с Марой из темно-синего тяжелого шелка, купленного в лавке на рынке на заработанные деньги. Было много оборок, которые я обшила лентами и тесьмой, вставив по подолу кружево. Приталила с широким поясом и пышной юбкой. Рукава были такими же пышными по местной моде, а грудь и шея открытыми и тоже с кружевами. Когда я надела готовое платье, то Мара ахнула и прищелкнула языком:
