Повесть о безымянном духе и черной матушке - страница 12

6. Зарастет травой лысое поле, развеет ветер пепел погребальных костров.

7. Мой царственный отец не желал по себе жизни, чуя утомительную тщету мирских царств. Уставший от царствования, хотел последнего покоя – заросшего поля, над которым нежно веет милосердие смерти.

8. Я – жрец его храма, я – его тайная молитва, я – его песнь. Может, так себе, немелодичная, скудная, но вознесенная к небесам, выше которых нет ничего. Мне навек запечатлеть его царскую славу, остановив ход веков, растворить все пути в бездонном небе.

9. Тихо ширилась во мне мировая бездна, поглощая все мысли и страсти. Все случайное облетело с мира, оставляя вертикальный ствол простейших истин.

10. Облетели листья с вечнозеленой пальмы, и на моих глазах наливались плоды. Но высоки ее ветви, ни потрогать плод, ни сорвать, ни упиться горечью плода, ни его сладостью. Протягивал я к ним руки, вскидывалась пальма, воздух хватал я рукой.

Глава 24

1. Пустел вокруг меня мир. Легкий Агни вылизывал засохшие травы, метался туда-сюда по полю, протягивался ввысь язычками, трепетал и колыхался красным штандартом.

2. Разбегались в испуге и дэвы, и ракшасы, как звери от лесного пожара. Курился Агни струйками дыма, потом вдруг вскидывался и с ворчаньем пожирал одинокие сухие кусты.

3. Иссякла моя песнь как-то неожиданно. Отлетело от меня время, унеслась в танце многорукая многоликая танцовщица. Ощущал я в себе единственный доступный мне плод – вызревшую бездну. Хрупкую бездну, которую нести надо медленно, ходить плавным шагом, чтоб не расплескать ни капли ее темени и покоя.

4. Я принесу ее в мир, изолью на мирозданье и бесстрашно встречу вопрошающий взгляд отца, когда доведется нам с ним повстречаться в великом ничто. Я победил твой мир, отец мой.

5. Пошел я к людям по черному, вылизанному огнем полю, чтоб одарить их сполна своей бездной. И готовые внимать мне люди вышли ко мне, забросив свои труды.

6. И вот тут, как кричит петух, чтоб рассеять чары колдовской ночи, всхлипнул младенец в отдаленье ли моего времени, на окраине ли соседнего селенья.

7. И потеплели хрустальные небеса, моя грусть оживила чужой для меня мир. Зашелестели матерински нежно листья вселенской пальмы.

8. Отошли от меня долг и гордыня.

9. Иссякло мое велеречивое слово. И свернулась моя бездна в малую капельку упущенной вселенной, и как слеза, вся высохла на ладони.

10. Вот.

Апрель-май 1991

АПОКРИФ

ИЛИ СОН ПРО АНГЕЛА

Глава 1

Сидит человек посреди хилых, блеклых пространств и размышляет. Человек этот я. Вокруг пустыня ли, степь, черт-те что. Ветер мерзко посвистывает, гонит какую-то поземку, или пыль, или прах земной. А может, еще что. Человек молчит, да ему и поговорить-то не с кем – кустики вокруг, мелкие деревца. И один красавец – белый кипарис, уперся вершиной в небо. Небо тут низкое, грязноватое, словно развезли сопли по выбеленному потолку.

И чудится ему, мне то есть, видимо, от одиночества, что кипарис обращается белым ангелом. И даже как будто в руке у ангела огненный меч. Уперся он мечом в землю и кончиком поджигает мелкую дрянную травку – та потрескивает, попыхивает, дымится дурным вонючим дымком. И обращается к нему, то есть ко мне, ангел и задает вопрос. Прост тот вопрос: кто ты? – он спрашивает. Глупый вопрос, в зубах навязший. Сам себе по сто раз на дню его задаешь. Но тут – ангел.

Заглянул он в себя, или в меня, уж не знаю. А в нутре его – кишках, голове и повсюду – простирается туман, черен, непрогляден, себя там не выглядишь. Но нашел он слова, выкатились они у него из глотки, как козьи катышки, и сам он поразился странности их и темени. Странно ахнули они в странной той долине, прокатились по пригоркам, отозвались эхом со всех сторон. Я, сказал он, мал, как песчинки, и я велик, как мир. Я не рожден, но и не был вечно. У меня нет имени, у меня сотни имен. Я, как облако, зыбок и тверд, как камень. Я – порыв силы, я – сила порыва. Я – вошь, я – вселенная.