10. Я сплю под вселенской пальмой.
Глава 22
1. Под утро зашуршало, заскрежетало медью притихшее на ночь поле. Проснулся возница, всю ночь продремавший, подперев рукой голову. Поднял он глаза к утренней звезде и вознес молчаливую молитву. Могучий возница, заглатывающий миры, отрясал с себя сырой и промозглый предутренний страх.
2. И он, непобедимый, алкал милосердья, разлитого по вселенной, повыше низких туч и синевы без дна.
3. Меня же, отвратившего взгляд от мира, оставили предутренние страхи, зуд и смятение души, указывающие мне самому на мое существование, ибо одним лишь страданием был связан я с миром, чем же еще.
4. Ступил возница на облучок своей ногой в бронзовой сандалии, да с обнаженной пяткой. Не взглянув на меня, хлестнул бичом заскучавших коней и в поле унесся.
5. Двинулось по своему пути солнце, ослушавшись моего приказа. Сшиблись в небесах два черных ворона, обсыпав землю пухом и перьями. Дунули в трубы горнисты. Подтянули бойцы ремешки своих шлемов и поножей.
6. Немо, в молчании сходились фаланги. Только полковые тимпаны отбивали ритм, да подвывали флейты. Перенапряженный порядок, вот-вот готовый разрядиться хаосом. Жесткие панцири так и звали острие копья.
7. Боги страстей, свесив с облаков босые пятки, бились об заклад на победителя. Духи смерти затаились в окрестных рощах, посверкивая кривыми ножами, чтоб добивать раненых, перемигивались, причмокивали. Девы в черных одеждах громоздили хворост на погребальные костры.
8. И тиха была моя рощица. Не шелохнувшись стояла вселенская пальма, исходя смолистыми слезами. Приманило лысое поле все страсти, оставив мне запустенье вертикали с клочком неба, запутавшимся в пальмовой кроне.
9. И забурлили в поле все отвергнутые мною страсти, залилось оно рыжей сукровицей, а в душе, куда обратил я взгляд – тихо и бездонно, не блаженно, но покойно, то ли родники лепечут, то ли тихо струны перебирают.
10. Но вот свистнула стрела, долетевшая с поля, вонзилась в меня на излете, и был я уязвлен тоской. Сочила яд отравленная стрела, подмарав хрустальность моих мыслей. Смеркалась мысль, вмиг обогатившись плодотворным отчаяньем. Пахнуло в ноздри неведомым запахом, что для меня – всегда предвестник нового.
Глава 23
1. И ярче стали краски мира, четче прорисованы стали его контуры. Во всем блеске и единстве явился мне мир, как всплеск моего предсмертья. Но бестрепетной рукой вырвал я стрелу из своего сердца, звякнуло острие о жесткие камни. Ранку я замазал пальмовой смолой.
2. Тем временем утихла битва, осела пыль на лысом поле. Не раскрывая глаз, вознесся я мыслью ввысь, распростерлась она в небесах. И оглядел я мыслью широченное поле.
3. Вповалку разлеглись иссеченные тела. Жены в черных нарядах посыпали власы земным прахом. Лопоухие ракшасы пировали среди трупов, урча и взвизгивая. Запалили погребальные костры.
4. Жестокие боги укрылись в своих высях. И снизошли на землю божества милосердия, утешающие по ночам смятенные младенческие души. На самом горизонте въезжал в небо великий возница. Ночь пала на землю, дабы дать передышку мирозданию, чтоб вызрел смысл завтрашнего дня.
5. День крови и смерти определил миру будущее. Но я, уединившись в роще, выпестовал бездну, готовую любое будущее поглотить. Грохотал поток, приближаясь к разверзшейся в моей душе расщелине. Вот-вот приму я его в себя, покатится он с ревом, каскадами, уступами, сверкая и пенясь. Замрет будущее во мне, укроется там.
