6. Мы придем к варварам, дабы оплодотвориться их жизнью. А наша смерть оплодотворит их души. Ах, как возненавидят нас северные варвары. Собьют перекрестия и вздернут нас на них, как преступных бродяг. Мы же привычно воскреснем, что им будет, как чудо, привыкшим к безысходности смерти.
7. Примем судьбу стать святыми северных земель. Пойдем на муку, братья. Выгнется в гору прямая времени, ввысь вознесутся перекрестия. И отдаленные наши жизни будут все затухающей рябью на глади времени, пока не успокоятся в великой пралайе.
8. […]
9. А другой аскет сказал: двинем-ка, братья, к востоку, в мир желтолицых, не умеющих своими узкими глазами высмотреть в небе не единого образа. Небо для них то, что отдаленно, оно там сине всегда и безоблачно. Не требует кровавых жертв, но и не сулит милостей. Как чаша, оно надежно укрывает их недвижимый мир, отсекая и прошлое и будущее.
10. Не поднимают они глаза в ненужные выси. Любуются клочками синевы в малых озерцах, которые обрамляют тяжелыми каменьями земли. Хрупкая вечность небес в драгоценной оправе земной долговечности.
Глава 19
1. Мы перевалим через высочайшие горы, к небу прикоснемся рукой, затем спустимся в их просторные равнины, и растечется наша тревога под незамутненными небесами.
2. Ни единым неосторожным словом не тревожат они вечное. Да и нет у них слов для вечного и для тоски. Мы им подарим текучие инородные слова, ни к чему в их мире не прилегающие намертво, лишенные постоянства в их поднебесной. Углубятся их выси, напряженной и плодотворной станет их немота.
3. Спорили мы день и ночь. Солнце всходило и заходило, наливался месяц. Трясли бородами, стучали друг на друга суховатыми палками. Махнув рукой, расходились, начиная путь в три разные стороны. Снова возвращались на перекрестие. Чуть не до драки доходило.
4. Потом мирились, обнимались, пили пальмовое мутное вино под звездами. И все же разошлись по пыльным дорогам в разные стороны. Один – на запад, на восток другой. Я же, как шел, так и пошел прямо. И больше о друзьях своих не слыхал ничего достоверного.
5. Долго ли, коротко ли, добрел я до пальмы. Места кругом безлюдные и тревожные. Пропитаешься только прыгающей саранчой – усики шевелятся, животик дышит, гадость. Да еще змеями с голубой глазастой шкуркой. Но с голодухи чего не слопаешь.
6. Сошло с меня все мирское, царские наряды вконец истлели, и стал я наг. Но глаза от голода стали яснее, и в потемках все видать.
7. Перед пальмой ведьма сидела, сухая, патлы седые. Котел – на паре рогатин. Ветвью варево помешивала и бормотала что-то, ныла себе под нос. Такие по ночам крадут младенцев в запуганных деревеньках.
8. Вываривают их в волшебных снадобьях. Пропитываются те волшебными травами, и ведут их потом всю жизнь темные духи ночи. Вдруг накатит запах колдовской травки, станут они озираться, как перепуганное зверье. А взовут к небесам – голос их, словно вой ночного волка.
9. […] ни здесь, ни там им не будет покоя. Да ведь и нет никакой старухи, это мне привиделось. Утаенный детский страх, не отогнанный матерью, вдруг заиграл в перехлесте теней вселенской пальмы.
10. И в них таилась, чуть подсвеченная луной, прелестная дама, вся в черном, с родным, но снежно-хладным лицом, восковым, белым-белым.
Глава 20
1. Приложила она палец к губам: тс-с; и медленно, призрачно возносится в небо, бросив руки вдоль тела и голову подняв ввысь. Бесшумно и неторопливо взлетает к луне. И покинутый младенец всхлипнул в разнотравье джунглей. Опять все тихо-тихо вокруг.
