4. Мысль моя пряма, летит во тьме, как луч, или, верней, прет, как медведь по бурелому. А то вдруг становится извилиста, завивается в петли. Тогда парят во мраке мои мысли, как разноцветные струи. И взлетают ввысь и вяжутся в петли. А потом вдруг выпадают росой на черный бархат, мерцают на нем, как алмазы. А потом рассыпятся со звонким цокотом, и я их потеряю.
5. Ах, как же я мал. Так мал, что мысли во мне не поделиться на слова, не разветвиться, не разрастись, как дереву, не раскинуть вверху ветви, чтоб сквозь них светили небеса. Не запустить в глубину земли свой корень. Нет, они скорей, как семечко, в котором зачаток и возможность всего, что будет, и чего не будет никогда. Там же прошлое, но не в образе, а в тьме кромешной. Теперь дальше.
6. Путаюсь я в себе, как в паре сосен. В душе-то моей лесная чаша, где ветер свистит в деревах, и ухают ночные птицы. Слова выходят из темени одно за другим, как ночные волки, и воют на луну, которая царица ночи и колдунья. Однако ж во мне тесно словам, и они слипаются в ком, который, как сгусток мокроты в бронхах. Сипят, хрипят, темны, как лес. Ты что-нибудь понял? Я, так ничего.
7. Я мал, тело же мое велико. Оно для меня вселенная. Я в нем заключен, я в нем узник, и я его не знаю. Может, в чужое тело залетела искра блуждающего духа, и жить мне теперь вовек в чуждом мне, выискивать в нем родное, обшаривая все закоулки, в вонючих кишках и смердящих яичниках. Бр-р, страх-то какой.
8. Для прежнего я уж умер, но пока не родился в будущем, свернут в комок и заброшен в неизвестный край. Так-то, мой милый. Тебе того не пожелаю. Я, как ребенок, брошенный на опушке леса, там, где грань чащи, которая тайна, и полей, над которыми парят небеса. Покорятся ли мне звери лесные, выкормит ли меня волчица горьким своим молоком?
9. Так я думал и сам себя не понимал. Вилась моя мысль, скользя меж словами, как ядовитая змейка. И слова были странны, и мысль невнятна. И я сам, как младенец мог только лепетать и агукать. Сам я себя не знал. Кто ж я такой? Так я думал. Может я цветок, может дерево, притаившееся в семени? Может я камень? Может зверь лесной? Может, крот, плутающий в земле?
10. Возможно, я и человек. Там где я был, мысль предполагалась лишь в человеке. Однако ж, может быть, тут иные пространства. Возможно, здесь одухотворен как раз зверь, а человек туп. Может, зверь здесь истинно жив, человек же мертв и только думает, что живет. Может, в здешнем просторе и нет памяти. И все, что тут есть, живет всегдашним сейчас. Может, тут и нет ничего, кроме этой вот темени и мысли хрипящей в бронхах.
11. И тут вдруг почувствовал я свое тело, и то, что оно мне подвластно. Язык мой был длинен и шершав, горяч, как адское пламя. Провел я им по носу, размазав сопли по всей своей морде. И тут я почуял запахи. Витали они вокруг носа и были отнюдь не благовонны. Смердело в моем склепе сладковатой вонью.
12. Кто ж тут гниет? Хорошо б не я. Ведь то, может, могила и я в ней мертвец. Может то и есть смерть, когда лежишь во тьме кромешной, и память лишь высыхающие капли росы? Что мы о смерти знаем?
13. Может, я и есть мертвец. Впрочем, мертвец случайный. То есть, конечно, случайной была моя смерть. Такой мертвец неутолен, еще полон жизнью. Его смерть неполна и некромешна. Он полон страстей. Во мне, однако ж, страсти нет. Так, ошметки, пятна, даже не красные, цвета ярости, а розоватые, вовсе они не кровавы, не разрастутся в свирепость, не подвигнут меня встать из моей могилы.
