Повесть о Сером Лисе: семейные ценности - страница 18

– Я испугался, что вы ушли, – прошептал Бьерн, – вы не представляете, как нужны мне. Обещайте, что не покинете меня?

Его руки вновь легли ей на плечи. Он пытливо вглядывался в лицо женщины, отыскивая ответ на свой вопрос. И она не могла не ответить.

– Не тревожьтесь, я буду рядом, сколько вы этого пожелаете, – тут же заверила его Эсперанса, ласково гладя по щеке.

Все сомнения, что терзали ее в течение этого долгого изнуряющего дня, рассыпались, стоило ей произнести эти слова, увидеть тоску по ней в его глазах и почувствовать вкус его поцелуя.

– Но почему вы здесь? Я надеялся найти вас в нашей постели, – проговорил Бьерн, когда смог, наконец, оторваться от ее губ.

– А разве правила приличий не предписывают мне ночевать именно в этой спальне? – с легкой иронией возразила ему Эсперанса.

– Плевать я хотел на эти правила приличий, – ответил инквизитор, вставая и решительно подхватывая женщину на руки, – пойдемте, я покажу вам единственное место в этом доме, где вам стоит ночевать.

Несколько обескураженная его напором, певица могла только довольно улыбаться.

Чуть позже, той же ночью, когда они, утомленные ласками, лежали в объятиях друг друга, Бьерн снова заговорил:

– Эсперанса, вы можете рассказать мне, как стали Серым Лисом?

– Боюсь, история получится долгой и довольно грустной, – вздохнула она, устраиваясь поудобнее у него под боком.

– Я не против долгих историй, – тут же откликнулся инквизитор, – мне хочется побольше о вас знать.

– Тогда извольте, – начала она рассказ спокойным голосом. – Как я и говорила, все началось с моего брата Диего. Мне было шестнадцать, а ему двадцать один год, когда он вернулся из метрополии после обучения в университете. И он очень изменился за время учебы. Знаете, многие замшелые консерваторы сетуют, что образование портит молодежь, забивая им головы вредными идеями? Вспоминая моего брата, не могу не признать, что некоторая правда в их словах есть.

Бьерн только хмыкнул в ответ, вспоминая университетские проделки своих приятелей. А Эсперанса все также спокойно продолжала:

– Вернувшись домой, мой брат больше не верил в беззаботность нашей жизни. Он отчетливо видел, что наше богатство и процветание куплено ценой эксплуатации наших крестьян, украдено у бесправных аборигенов, загнанных в резервации, а порой, и выковано трудом рабов. Даже на нашей собственной земле, где наш отец был заботливым и рачительным хозяином, люди умирали от голода, пока я перебирала десятки бальных платьев. И каждое стоило больше, чем крестьянская семья могла заработать за год изнурительного труда. Да и все галантные доны, ухаживающие за мной на балах, были не лучше. А их представления о чести нередко приводили к кровавым последствиям. Диего щедро делился со мной своим видением мира и этой несправедливости. А еще своим планом. В университете он неплохо овладел фехтованием, чем не спешил хвастаться дома. Напротив, в обществе он изображал скучающего всезнайку, вынужденного сопровождать сестру в свет. А сам решил в образе Серого Лиса, народного мстителя из сказок аборигенов, тайно бороться с несправедливостью, которую видел.

– Юношеский максимализм? – Понимающе откликнулся Бьерн.

– Он самый, – согласилась Эсперанса, – поэтому закономерно, что однажды мой брат столкнулся с врагом, которого не смог одолеть, Доном Рамоном Пьетро. Он был страшным, беспринципным человеком, готовым на все ради власти и богатства. Диего узнал о незаконных золотых приисках, которые тот обрабатывал силами множества похищенных по всей провинции людей. Но дон Рамон не даром был самым безжалостным дельцом Пуэбло Нуэсто. Он сумел раскрыть инкогнито моего брата. С этого момента разоблачение одного означало разоблачение другого. Тогда брат и вызвал его на дуэль.