– Или на нас, – добавила я.
Стоило нам вернуться в зал, как Артур взял слово, представив гостям дочь миссис Кристины, наследницу имения: леди Веронику. В невольном трепете, я затаила дыхание. Помнится, даже скрестила пальцы.
– Приветствую вас! Я, Вероника К., очень признательна всем, кто сегодня присутствует здесь, дабы проводить в последний путь миссис Кристину К.: светскую даму, филантропа, ценительницу искусства, прекрасную женщину, мою мать. На протяжении всей своей жизни…
Потом мы улизнули, наскоро попрощавшись с хозяйкой дома, поскольку наше присутствие там больше не имело никакого смысла. Вечер выдался промозглым. Асфальт был мокрым от недавно прошедшего дождя. Навстречу нам лишь изредка попадались прохожие, да и те еле стояли на ногах. Один такой прицепился к нам, когда мы пересекали парк. Я всегда испытывала неприязнь к пьяницам, поэтому данный инцидент окончательно испортил мне настроение. По возвращению домой я сразу же поднялась в кабинет и достала чистую тетрадь. Рука моя уверенно скользила от строчки к строчке. Сколько же я писала? Кажется около двух часов. На утро я показала рассказ Л. Он всегда первым читал всё, что выходило из под моего пера.
– «Что же клюют стервятники? Возможно, ваши души?», – прочитал он вслух последние строчки. – Ты находишь, это подходящий финал?
– А ты думаешь: нет? – ответила я вопросом на вопрос.
– Я считаю, это отличная концовка. Она оставляет в душе осадок, побуждающий возвращаться к этому рассказу снова и снова. Осадок этот неприятный, поскольку весьма красноречиво указывает людям на их недостатки. И вот поэтому я и беспокоюсь.
– Думаешь, критики препарируют меня, словно лягушку, за такую смелую концовку?
– Вполне возможно. Но не меняй в ней ни слова.
В четверг, спустя месяц после похорон мисс Кристины, когда ничего не предвещало беды, мы получили письмо от моей тётки. Оно, увы, пришло с опозданием.
– Как считаешь, она уже подъезжает к Лондону?
– Сдаётся мне, к вечеру она уже будут здесь, – ответила я.
Л. беспокойно маячил по комнате, пока я наливала вторую чашку кофе. Сегодня мы, вопреки традиции, решили позавтракать кексом с цукатами. А я очень люблю запивать его крепким кофе без молока и сахара.
– Как ты можешь есть, когда у нас ЧП? – взорвался Л.
– А что мне теперь: вешаться?
Он не ответил, сделав ещё три круга по кухне. Муж бесцельно передвигал мелкие вещи, заглядывал в коробки с крупами, перебирал чайные ложки…
– Так ты не успокоишься, – обратилась я к нему, отрезая второй кусок свежего мягкого кекса.
– У меня кусок в горло не лезет. Как вспомню всё то, что мы пережили в прошлый её визит: голова кругом идёт.
– Но уже ничего не изменишь, – повторила я.
Л. тяжело вздохнул, наконец, оставив ложки в покое, и вернулся за стол.
– Да знаю я. Знаю, – уже спокойнее продолжил он. – Просто я был к этому не готов.
– Даже если бы письмо пришло вовремя: мы всё равно были бы не готовы.
– И это я тоже знаю, – ответил Л., уронив голову на руки.
Тяжёлые шаги на ступеньках крыльца весьма красноречиво предупредили нас о её прибытии. Моя тётя, никогда не обладавшая стройной фигурой, в этот приезд представляла собой самую настоящую скалу. Нет. Башню: массивную, устрашающую, древнюю и слегка нелепую. Перво-наперво она поспешила на кухню, дабы распихать по полкам свои многочисленные банки с вареньем. Мы с невероятным смирением ждали, пока она перестанет суетиться. С момента появления в нашем доме тётка ещё не сказала нам ни слова. Даже не поздоровалась. Л. было начал благодарить её за столь приятный визит, но она намеренно зашуршала пакетами так, чтобы его приветствие рассыпалось вдребезги, так до конца и не прозвучав.
