– Просто, я думал такие, как ты не поддаются чьей-то воле, – с каким-то легким разочарованием произнес мальчик.
– Принять приглашение в дорогой клуб и посмотреть бой. Значит ли это поддаться чьей-то воле? – я наигранно задумчиво уставился в потолок. – Полагаю, что нет. Я всего лишь приятно проведу время.
Я был зол, на этих братьев. И если в первый раз я случайно ввязался в их разборки, то теперь я не желал встревать в их семейные дела ни при каких обстоятельствах, да и прекрасным не назвал бы я такой вечер, но что-то неосознанно тянуло меня в самую пучину конфликта.
– Что-то еще? – ироничным тоном спросил я.
Подросток замешкался. Он не торопился уходить, но и произнести что-то явно не находил мужества. Однако прекратив, наконец, терзать пальцами свою шапку, он потянулся рукой в карман.
– Брат сказал, если ты откажешься, то я должен буду отдать тебе это, – мальчик протянул мне слегка помятый белоснежный конверт. Я удивился:
– Кажется, ты что-то напутал?
– Брат не так прост, как ты мог о нем подумать. Он очень непредсказуем, будет лучше, если узнаешь как можно больше о нем. Возможно, это пригодится.
Я взял конверт из рук Стаса, и, достав из него сложенный вчетверо листок бумаги без особого любопытства развернул. В миг по телу прокатилась холодная волна, дыхание перехватило, а в висках стремительно запульсировала кровь. Я застыл восковой фигурой над странным посланием, и не мог от него оторваться, не мог произнести ни звука.
На небольшом бумажном прямоугольнике не оказалось ни одной фразы и ни единого слова, но сообщение выглядело весьма емким, хотя вероятно таким оно было только для меня. Вопросов в связи с этим еще больше. Ведь человек, отправивший мне письмо, может и не ведал об истинной смуте в моей душе, но явно понимал, что такое послание не оставит равнодушным.
Письмо вовсе не было письмом в привычном понимании этого слова, ведь оно не несло в себе никаких объяснений, просьб или приглашений. Вот уже пару минут я всматривался в свой собственный портрет, изображенный простым карандашом в точно такой же технике, что и рисунок, который я всегда держал при себе с той самой ночи, когда произошла авария.
– Ты видел письмо? Знаешь что там? – возбужденно спросил я.
Мальчишка отрицательно покачал головой.
– Вот и я не хочу знать, – я торопливо швырнул лист бумаги, со своим портретом под ноги подростку. – Убирайся сейчас же, и передай своему брату, чтобы даже не совался больше.
Видимо на меня накатила такая волна гнева, что я переменился в лице, и его выражение до ужаса напугало мальчишку, отчего тот на долю секунды оцепенел, но когда я отвернулся, Стас тихо произнес:
– Я ничего не знал про письмо, не заглядывал в него, когда брат поручил это дело, – дрожащим голосом заверил меня Стас.
Через плечо я взглянул на подростка. Он подобрал с пола лист бумаги, которым я запустил в него, и стал рассматривать мое изображение.
– Конечно, странно получить подобное, но даже сейчас я не понимаю, что так рассердило тебя? – Стас растерянно покосился в мою сторону.
– Ты не слышал, что я сказал? Оставь меня в покое со своими вопросами и немедленно вали отсюда, пока я сам не выкинул тебя за дверь.
Мальчик пугливо отпрянул в сторону, будто не словами я бросил в него, а раскаленными стрелами. Однако уходить все же он не собирался. И я подумал было, что переусердствовал с натиском, но оказалось, что до моих угроз подростку и дела нет, ведь они для него ничто, в сравнении с гневом собственного брата.
