Повороты судьбы и произвол. 1905—1927 годы - страница 27

Мои занятия шли очень интенсивно. Чтобы сдать экзамены за полный гимназический курс, надо было подготовиться по очень многим предметам. В программу входили: древняя и русская история, литература, география, физика, химия, биология, алгебра, геометрия, немецкий и латинский языки. Мои учителя, считая, что у меня хорошая память и способность быстро схватывать суть, давали очень большие задания. В результате, уже после двух месяцев занятий я почти свободно читал и переводил с латинского «Записки о галльской войне» Юлия Цезаря, а также со словарем переводил с немецкого «Вильгельма Телля» Ф. Шиллера. Кроме обязательных гимназических учебников, по настоянию Шлионского и Канина я должен был не просто прочитать, а проработать много дополнительных материалов. В тот год с их помощью я довольно основательно познакомился с трудами психолога и философа Челпанова («Логика», «Психология», «Мозг и душа»), литературой о христианстве («Миф о Христе» Древса, «Бог и Иисус» Ренана), произведениями Гомера («Илиада», «Одиссея») и с основными произведениями Шекспира. Надо сказать, что в значительной степени под влиянием прочитанных книг, особенно таких, как «Разбойники» Шиллера, «Овод» Войнич, в 16 лет в моем сознании сформировался образ революционера – человека правдивого, смелого, готового свою жизнь отдать за свободу народа.

Шел 1916 год, канун Февральской революции. В аудиториях учебных заведений вместо лекций проходили непрерывные митинги, на которых велись бурные политические дискуссии.

Шлионский и Канин забросили учебу в институте, много времени проводили на различных собраниях и на занятиях в кружках с рабочими и студентами. Вместе собирались и жарко спорили представители многочисленных политических партий: социал-демократы, левые и правые эсеры, кадеты, трудовики, большевики, анархисты, бундовцы, сионисты и поалей-сионисты*. Два друга всегда становились центром обсуждения самых различных проблем. Вероятно, их огромная эрудиция во многих областях и спокойная, аргументированная манера обсуждения любой, даже очень острой проблемы, вызывали к ним общую симпатию.

Говорили, что в Петербуре начались беспорядки, в которых участвуют рабочие и солдаты. Потом вся многотысячная масса начала петь гимн Французской революции «Марсельезу».

Я был удивлен, что простые люди знают этот гимн. Позже я часто участвовал в демонстрациях и пел «Марсельезу», но почему-то уже больше никогда не испытывал такого волнения и всеохватывающего чувства народной силы, всеобщей любви и братства. Я увидел единение рабочего класса с революционной интеллигенцией, меня поразило, какие простые и хорошие отношения между рабочими и моими учителями Каниным и Шлионским. Рабочие задавали самые неожиданные вопросы, а они спокойно, понятно и очень убедительно отвечали. Потом кричали: «Да здравствует свобода!»

И все же, несмотря на необычную ситуацию в стране и в нашем городе, мои занятия со Шлионским и Каниным продолжались. Осенью 1917 года во 2-й классической гимназии Екатеринослава я успешно сдал экзамены за полный гимназический курс. В этой гимназии все преподаватели были либеральные. Они приветствовали то, что рабочий паренек рвется к знаниям, что сумел подготовиться по многочисленным и довольно сложным дисциплинам.

После сдачи экзаменов я стал чаще вместе со Шлионским и Каниным посещать многочисленные собрания. Два неразлучных друга почти всегда появлялись вместе. Удивительно, что на их дружбу совершенно не влияла принципиально различная позиция в вопросе о путях решения еврейской проблемы.