– Если Я захочу, не будет вам покойного места ни в том свете, ни в этом!
– Так, значит?
Гость испугался. Похоже, не только в Михайловском, но куда и подалее, знали о нехорошей репутации Марфы Авдеишны.
Купчина быстро поднялся, прихватив со стола деньги.
– Значит, вы от нашего уговора отказываетесь?
– Сами же виноваты.
– В таком случае, на себя и пеняйте!
Сжав головной убор в кулаке, коммерсант зашагал к выходу. Через секунду дверь в сенях громко хлопнула.
Закряхтев от натуги, ведьма дошла до двери, и взглянула на улицу. Там Акакий Акакиевич плюхнулся в бричку, и дал пинка кучеру:
– А, ну же, поехали!
Дождавшись, когда бричка исчезнет, старуха позвала внучку:
– Машенька-а-а!?
Из двери кладовой появилась прятавшаяся там девушка.
– Да, бабушка, – сказала она, сложив на груди руки.
– Уехал, мошенник! – выдохнула старуха, – Всю плешь мне проел. Угрожал. Хотел тебя, мою деточку, от родной бабки забрать, увезти.
Мария покорно кивнула.
– Но я не дала, славатегосподи. А то чуть-чуть, и согласилась бы. Всевышний отвел.
Старуха набожно закрестилась.
– Да то к лучшему. Стар он для тебя, внученька.
Митя, успев к тому времени ретироваться, с облегчением выдохнул. Бросив взгляд на предательский кузовок, он, боком-боком, вышел из большого сарая через заднюю дверь, и побежал прочь.
Ветки больно хлестали в лицо, корни деревьев, выступающие из земли, норовили сунуться в ноги. Запнувшись несколько раз, он все-таки изловчился, и продолжил свой бег по непроходимому лесу. Остановился он только возле завязанной грубым узлом ели, чтобы перевести дух.
Ноги моей здесь не будет! – в сердцах вымолвил он.
***
Следующий день Митя скучал в Михайловском. Уехать домой он не мог. Необходимо было дождаться среды, чтобы пойти в банк, и забрать деньги. Он даже не представлял себе, как повезет их домой на маленьком пароходике? И главное, в чем? Спрятав в нижнем белье? Ведь это такие деньжищи, каких он раньше и в руках не держал…
А пока он бродил без цели по улочкам; глазел на редких прохожих; заходил в попадающиеся по пути лавки, но ничего там не покупал; один раз выпил несладкого чаю, и съел не вкусную булку. И другая проблема, ничуть не менее значимая, занимала все его мысли. Из головы не шла Маша, в своем синем платочке, такая маленькая и беззащитная. А еще похотливый торгаш, что ради забавы мог заплатить за нее кучу денег, и запросто увезти. И никто ведь не спросит: куда? и зачем? Черт побери! Дмитрия тут же пронзала крамольная мысль: а ведь на самом-то деле, все эти богатые упыри покупают подобный живой товар с единственной целью, – где-нибудь в укромном и тихом местечке, без посторонних свидетелей удовлетворять с его помощью свои мерзкие прихоти; чинить над ним прочие гнусные и похабные непотребства. Мало того: сломав, покорив своей воле слабое существо, разве не сделает такой старый развратник из девчонки рабыню, разве не будет издеваться над нею и далее, пока не пресытится, и не выкинет на помойку? Или хуже того, – замучает до смерти.
От таких мыслей юношу выворачивало, и тогда он сходил с ума. Разве может представить себе нормальный, уравновешенный человек такую картину, когда в лучшем случае, хорошая, ни в чем неповинная девушка через год или два превращается в жалкое, забитое существо, уже не представляющее себе другой жизни, чем этакая.
Страшно, конечно, и в крайней степени омерзительно. Но что он может против этого сделать? Убить старую ведьму? Нет, вряд ли он на такое способен. Тогда самому выкупить Машеньку, и увезти с собой в Тихвин? Стоп! О каком-таком новом купце заикнулась Авдеишна? Мол, есть один на примете. А что, ежели тот другой, – и есть он?! Но он никак не похож на тех подлых преступников.
