Прихрамывая, спускаюсь вниз, обратно мимо бывшего супермаркета. Толкаю решётку, дальше пятнадцать ступенек вниз в темноте, на ощупь. На седьмой ступеньке натыкаюсь на что-то большое и твёрдое. Щупаю руками. Похоже на железный мусорный бак. Откуда он здесь? Он не может быть здесь! Пытаюсь обойти, но бак перегородил проход. Тащу на себя – застрял намертво. Накатывает паника. Что происходит? Мне нужно обратно! Дёргаю бак со всей силы, толкаю вперёд, но он только долбится о стены, вверх-вниз на пару сантиметров. Ну же, давай! Бак остаётся на месте, а я сажусь на ступеньку и закрываю лицо руками. Как я теперь найду убежище? Никто не знает, что я здесь.
Это может быть только Белая. Но как? Откуда она знает? Она что, следила за мной? А что, если она это специально всё подстроила? Бред! Жаль, что я её не придушила в больнице.
Из оцепенения меня выводит шорох. Она? Вслушиваюсь. Шумит ветер. Так, надо взять себя в руки. Скоро совсем стемнеет, нужно найти, где переночевать, не спать же на бетонных ступеньках.
Я выхожу наружу и оглядываюсь. Кругом чёрные закопчённые здания, скелеты легковых машин. Сколько они горели? Неделю? Месяц? Некоторые у нас в убежище говорят, что Пожирающий может гореть на одном месте до полугода. Он должен был сжечь их. Это для них его придумали. Для их бетона, металла, дерева, асфальта. Для их зданий и техники. Для их людей.
У нас в убежище есть мужчина, его зовут Тейго. Он работал охранником в лабораториях. Он говорит, что туда невозможно было пробраться. Что в ту ночь проводили какие-то испытания. Получается, что Пожирающий как бы вышел из-под контроля. Но у нас никто в это не верит. Странно ведь – Пожирающий как по волшебству сразу перекинулся на склады с пеной? Пеной, которая, единственная, может его потушить. Не сработали тревожные сирены. Дядя Дор, конечно, говорит, что Пожирающий «знал», что надо делать. А я вот что думаю – белые это устроили! Не знаю как, но они пробрались в Этру. Хотели уничтожить нас, но не знали, что Пожирающего так просто не остановить. Надеюсь, что он быстро перебрался через границу. Что они все там сгорели. И та крыса – последняя выжившая. Но и она получит своё.
Я решаю идти в больницу. На этот раз поднимаюсь на седьмой этаж – он пострадал от огня меньше всего. В одной из палат даже нахожу несколько пыльных матрасов. Почти целые. Стаскиваю их в угол, делаю «гнездо». Ночью прохладно. Желудок напоминает, что я давно пропустила ужин. На дне сумки завалялись две маленькие круглые галеты. Негусто. И ещё жутко хочется пить. Обыскиваю шкафчики, пока совсем не стемнело. Там в основном мусор. Что не сгорело, собрали наши. Они уже были здесь, искали лекарства. И похоронили тех, кто не смог уйти. Точнее, то, что от них осталось. Первые две недели на поверхности много хоронили. Теперь уже меньше.
В ординаторской я нахожу ящик с замком. Приходится над ним потрудиться. Луплю со всей силы дужкой от кровати. Грохот стоит такой, что слышно, наверно, на несколько кварталов. Наконец мне удаётся расшатать дверцу. Я подсовываю дужку в образовавшуюся щель. Ну давай, ещё немного. Щель становится шире, и мне удаётся сдёрнуть дверцу с петель.
Внутри почти ничего нет. Зачем вообще было закрывать? Нахожу упаковку стерильного бинта, два блистера каких-то таблеток и несколько упаковок с ампулами физраствора. Отламываю стеклянные верхушки ампул и жадно всасываю солоноватую жидкость. Этого мне хватит на какое-то время.
