В отдалении послышался приглушённый звон колокольчика. Что же там такое, что бедной чужестранке туда нельзя, и звякает, как в магазине? Я, наивное дитя своей цивилизации, и представить не могла, что кухня может плавно переходить в лавку, после наших-то магазинов.
Вскоре в тусклый свет кухонного окошка вышел так агрессивно встретивший меня немолодой мужчина.
Чуть позже, когда я поняла, что он тоже здесь живёт, подумала, что он отец Жажи и Пенгуэна. А когда была жестоко высмеяна за подобные предположения, ведь эти двое - длинный близнец лошади и мелкий ненавистник девиц типа меня - не были родственниками, решила, что даже не буду думать о родственных связях.
Потому что посмеяться тут, конечно, было над чем. И кое-кому это могло бы не понравиться.
Например, я старалась не смеяться, представляя, как могла должна была выглядеть матушка этих двоих, окажись они братьями, если их отцом был вполне нормальный человек дядюшка Гилерм. На которого они, к тому же, были ни капли не похожи.
Дядюшка застал последние штрихи марафета на кошачьей морде и ничего не сказал. Надеюсь, не сообразил, что это могло значить. А я, к счастью, не умею говорить по-местному и объяснять не стану, даже если Куся слопал что-нибудь очень нужное.
И пока я делала независимый вид, который должен был показать, что мы с котом лапочки и заюшки, дядюшка тяжело уселся напротив и уставился на меня тяжёлым взглядом.
Такие взгляды не вселяют уверенности.
Нервируют даже. Поселяют мысли какие-то совсем уж тревожные.
По крайней мере, в меня, потому что Куся вообще не обращал внимания на нас, людей. Он лез на стол лапами, принюхивался, а я, стараясь, чтобы это выглядело естественно, пыталась ему помешать в этом и косилась на дядюшку.
Он заговорил по-стариковски, хрипловато и низко, показывая на мои волосы и на штаны:
- Фейо! Фейовенте!
И далее - лекция, украшенная жестами, скорее экспрессивными, чем информативными. Но смысл я, кажется, уловила: не показывайся на глаза здешним людям, ты слишком другая, а иначе - кирдык.
Значит, меня прячут, скрывают от всего мира? И поэтому не пустили туда, где звякал колокольчик?
Почему? Одежду можно поменять, волосы - спрятать. Что ж такого во мне, что нужно скрывать?! Я обняла Кусимира двумя руками, прижала к себе, будто хотела его защитить. Или сама хотела защититься за ним, скрыться от опасностей этого мира?
В общем, сам по себе Гилерм при более близком знакомстве оказался вполне себе ничего. Просто забоялся, что меня, такую всю из себя неместную, кто-нибудь увидит. Да и вообще он был спокойный, улыбчивый, уравновешенный, как и большинство пожилых и повидавших мир людей.
Он и говорил, и вел себя взвешенно и даже успокаивающе. Часто брал мою ладонь в свои руки и гладил, если что-то не получалось. Улыбался так поддерживающе. Ободряюще даже. Одним словом - добрый дядюшка.
Кота моего любил. Тоже.
А я очень нервничала из-за Кусимира. Он же мерзкая скотина - берёт, где не клал, жрёт что ни попадя, дурниной орёт опять же... А вдруг выставят нас на улицу из-за этого? И что тогда? Куда мне?
Потом ещё выяснилось, что кот моих благодетелей не терпел. Он вообще не ангельского был характера, но Жажу не любил сильно. И Пенгуэна. И что самое удивительно - дядюшку тоже!
И если в отношении первых двух ещё всё понятно и я полностью солидарна, то почему кот не любил Гилерма, было нелогично. Ведь он всегда находил что-нибудь вкусное, чтобы угостить наглую кошачью морду, никогда не пытался, как Жажа, его схватить, никогда не ругал.
