Практика на Лысой горе - страница 30
— Ворскла, — буркнул Вий, принимаясь бездумно перебирать бумаги, лежавшие на столе. — Река ведь не только Полтаву питает и силу ей несет. Местные же все время к ней прикладываются, а речка от этого только лучше делается.
Чугайстрин чуть нахмурился. Да уж, равнинные реки — это вам не горы, всякое может быть. Вздохнув, снова сел.
— Сильна. Очень, — он развел руками, — больше и сказать-то нечего. Хотя…
Вий насторожился:
— Что?
Резкий телефонный звонок заставил обоих подпрыгнуть. Вий глянул на определитель и поморщился:
— Опять эти упыри из управления. Иди, погуляй немножко, а то я сейчас сморожу какой-нибудь бред.
Чугайстрин спорить не стал. Упырей знал лично, никакой особой жажды с ними общаться не испытывал, поэтому быстро вышел из ректорского кабинета. Если учесть, что особо идти некуда, то единственным решением…
В коридоре внезапно ощутился слабый аромат вишни. Он чуть нахмурился. Совсем же недавно вдыхал его. Опустил глаза, всмотрелся внимательнее, разглядел темный волос. Эге, да это ведьмочка синеглазая. Чугайстрин хмыкнул и щелкнул пальцами. Волос закрутился темной спиралькой и поднялся на уровень глаз. Чугайстрин легонечко подул на него — спираль окутало зеленое пламя и потянулось тоненькой ниточкой к выходу. Случайность поможет отыскать того, с кем Багрищенко разделила силу. Если этот таинственный рядом — хорошо, если нет — хотя бы будет направление. Он быстро последовал за магической нитью. Однако, преодолев два пролета, услышал голоса.
— Та они шо там у вас, показылыся[1]? — лютовал Дидько. — Между прочим, это же членовредительство! Одних чучел тридцать штук извели за месяц!
— Жорж Гаврилыч, поспокойнее, — прозвучал грудной женский голос; казалось, мурчит огромная кошка — хищная и чуть утомленная. — Я все знаю. Но им надо тренироваться.
— А я что? Железный? Где я вам столько нечисти наберу, Солоха Панкратьевна? — продолжал возмущаться завхоз, поднимаясь по лестнице. — Это на охоту надо! А раньше лета — ни-ни! Так что как хотите, а Вий-Совяцкому бумагу я подам!
Всколоченный и раздраженный Дидько увидел Чугайстрина и ойкнул. Его сопровождающая, статная немолодая женщина в приглушенно красном костюме, смотрела с любопытством.
— О, какие люди, — протянула она, улыбаясь алыми губами, в серых глазах вспыхнули искорки. Подняла руку и поправила прическу — иссиня-черные локоны — зависть всех женщин университета.
«Да уж, — подумал Чугайстрин, — век бы тебя не видеть».
Декана ведьмовского факультета стоило обходить десятой дорогой и желательно, обвешавшись массой обережных заклинаний. Но, увы, не случилось.
— Рад видеть, пани Кандыба, — проникновенно произнес он, улыбаясь со всей искренностью, на которую только был способен. Увидев протянутую руку, подхватил и коснулся губами. От кожи пахло лавандой, пальцы были сухими и прохладными.
— Взаимно, пан Чугайстрин, — улыбнулась она. Улыбка, кстати, фирменная. Называется «чтоб ты сдох не сейчас, а попозже и в сильных мучениях». Впрочем, Чугайстрин ни капли не был удивлен.
Дидько топтался на месте, скручивая в трубочку какую-то бумагу. Видимо, ту самую, о чучелах. Встревать в разговор он не собирался, но смотрел на обоих с явным неудовольствием.
Солоха, кажется, этого в упор не замечала, глядя прямо на Чугайстрина.
— Давненько вас не было в наших краях, уж совсем забыли, — голос сочился ядовитой озабоченностью, — али не прихворали часом?