Яцек купил лимонов и свернул на запад к доходному дому. Поднялся на третий, последний этаж. На стук никто не отозвался, и он открыл не запертую дверь.
В комнате было темно и холодно. У остывшей печи в кресле он увидел силуэт матери.
Сгибла? Прости меня, Творец, за эти мысли.
– Матушка? – позвал он осторожно.
В темноте он увидел блеск глаз.
Живая.
– Сыночек! Наконец-то!
– Что произошло? Где хожалка?
– Я прогнала эту тупую корову!
Руки от гнева задрожали. Захотелось швырнуть лимоны в стену.
Праведный человек будь скор на слышание и медленный на гнев.
Яцек положил лимоны на стол рядом с казаном.
Сдерживая желание сорвать в гневе шторы, он открыл окна. Немного света попало в комнату через сланец.
Теперь он разглядел, что в казане плавают нарезанные овощи и рядом стоит догоревшая свеча.
– Я замерзла! – прорычала мать.
Яцек поспешил укрыть ее шерстяным одеялом и взялся сразу разжигать костер.
– Дай мне свой плащ.
– Он весь мокрый.
– Тогда снимай. Простынешь.
Яцек послушно снял плащ и занялся дровами для печи.
– Ты даже не спросишь, что произошло? Тебе все равно?
На последних словах голос дрогнул, и матушка почти заплакала.
Я знаю, что произошло, матушка. Бедная девчонка была готова на любую работу за пару монет. Что угодно, чтобы пережить эту зиму, но ты довела ее своими истериками. Нисколько не злюсь на девчонку и не буду ее искать.
– Конечно, мне интересно. Я просто стараюсь быстрее согреть комнату.
Старуха фыркнула.
– Мне нужно в туалет.
– Сейчас! – подскочил Яцек.
Он принес ей деревянное блюдо, усадил на него мать и сам отошел в другой угол комнаты. Он всегда так делал, словно у него там появилось срочное дело.
В комнате запахло мочой.
– Где ты там?
– Иду…
Яцек избавился от содержимого и вернулся в комнату, разжег огонь в печи и сел за стол у котелка.
Он поймал недовольный взгляд матери. Виновато опустил глаза.
– Почему ты прогнала хожалку?
– Эта змея обворовывала нас.
– У нас и взять-то нечего, – обвел он рукой скудно обставленную комнату.
– Морковь для похлебки. Она сожрала ее, пока я задремала.
Яцек ничего не ответил и взялся нарезать репу.
– Что от тебя хотели на холме? Расскажи! – спросила матушка. Яцек тихонько выдохнул. Он ждал этого вопроса.
– Патриарх дал мне задание, – ответил он и застучал ножом по столешнице, кромсая репу.
– Яцек! – сказала матушка резко. Она всегда использовала такой тон, чтобы ругать его. – Ты прекрасно понимаешь, почему я волнуюсь. Так что будь добр! Объясни: что хотели от тебя на холме.
Еще один длинный выдох.
– Да, матушка. Извини. – Он отложил нож и сгреб репу в казан. – Патриарх объявил войну иноверцам. Какие-то сектанты. Поклоняются своему новому писанию.
– Именем Творца тебя молю, будь осторожен. Твой отец так и пропал.
– Знаю, матушка.
Знаю! Слышал эту историю с детства чаще, чем все дети сказ о богатыре и волке.
– Ты никогда меня не поймешь, пока у тебя не появятся свои дети. Пока ты не потеряешь кого-то тебе дорогого. Я любила твоего отца больше всего на свете.
Ну начинается… Яцек поднялся со скамьи и подставил свои бока теплому воздуху у очага.
– Тебе тогда было девять лет. Ты и сам помнишь, как я горевала. Ходила на Белый холм, просила впустить меня.
Он помнил только, как она рыдала целыми днями, а все дни Яцек проводил в школе инквизиции. И там он сам обливался слезами от тренировок у мастера Коловрата. Прошло сорок лет, а Яцек до сих пор с отвращением вспоминал тренировки.
