– Выпил, – убито закончил Лебедев.
– Где этот… – Горицкий нетерпеливо прищелкнул пальцами, – Арамис, мать его?
– Сидорчук? – корректно уточнил начальник охраны, – Он-то как раз ни в чем не виноват. Исправно доставил Геру до дома, хотя тот настаивал на поездке то ли в бар, то ли в клуб…
– Где же он тогда выпил? – вяло поинтересовался банкир, хотя, пришло ему в голову, какая разница, где? Важен результат…
– Дома, – Лебедев негромко (словно в некотором замешательстве) прочистил горло, – Позаимствовал виски из вашего бара.
Горицкий тяжело вздохнул и стал подниматься по парадной лестнице на второй этаж своего особняка. Направляясь, разумеется, к комнате единственного сына.
…Картина. представшая его взору, являлась – что уж там? – весьма удручающей. Егор ничком лежал на постели (в щеголеватом костюме), и издаваемые им всхлипы явственно сигнализировали о том, что юноша переживает. Может, переживает сильно.
Ну, а причина его переживаний дерзко смотрела на президента "Бета-банка" с отпечатанных на принтере снимков, разбросанных по ковру.
"Когда Герка успел ее сфотографировать?" – мимоходом удивился Станислав Георгиевич – Настя меньше всего походила на тщеславную девицу, обожающую позировать фотографу (и впоследствии щедро, на потеху разного рода "Свидригайловым", выкладывающую свои снимки в сеть).
Да и по фотографиям (ракурсу, освещении, наконец, лицу самой "модели") было понятно, что снимали дочь профессора без ее ведома. Получается, Егор "щелкал" ее исподтишка. Посредством смартфона.
Ох, уж эта хитрая техника…
Станислав Георгиевич опустился на край сыновнего ложа и тихонько тронул Геру за плечо.
– Хватит киснуть. Хватит распускать нюни. (Егор приподнял раскрасневшееся лицо, обдав отца запахом первоклассного виски. "Лучшее пил, стервец, – отметил Станислав Георгиевич,– С голубой этикеткой…") Что снова произошло?
Сын шмыгнул носом и сел на постели (при этом, морщась, сжал ладонями виски).
– Попроси, чтобы принесли чего-нибудь попить… Башка трещит…
– Ладно, – с обреченностью приговоренного тащить крест на свою Голгофу Станислав Георгиевич вышел из комнаты сына, чтобы вернуться обратно уже со стаканом воды, где были растворены пара таблеток "Алка-Зельцера". Проследил за тем, чтобы Егор добросовестно выпил антипохмельный препарат, и лишь после этого повторил вопрос:
– Так что все-таки произшло?
Хотя вопрос, скорее, являлся риторическим. Просто дикой киске надоело разыгрывать кошечку домашнюю, и она выпустила когти (чего, собственно, и следовало ожидать).
Необъезженная лошадка в очередной раз сбросила Герку с седла… а напоследок наверняка и лягнула копытом. Весьма ощутимо.
Вот такие образы пронеслись у банкира в голове до того, как он услышал голос сына, в котором обреченность смешалась с отчаянием.
– Я ей не нужен.
Горицкий со вздохом подошел к арочному окну (английский парк веселил глаз буйством осенних красок – ярко-зеленой, ярко-желтой, ярко-красной… и различными оттенками палевого).
– Она тебе это прямо сказала?
Егор скривился, похоже, опять намереваясь пустить нескупую мужскую слезу.
– Какая разница? Я ей предложил пойти на вернисаж, а она ответила, что не сможет. Ни на этой неделе, ни на следующей. Да тут еще этот Иван-дурак подвалил! – с нехарактерной злостью и горячностью добавил сын банкира, – С букетом каких-то паршивых астр…
– И они ушли вместе, – спокойно закончил Горицкий тираду своего отпрыска, – Ну, и какого ответа ты на сей раз от меня ждешь?
