Егор слегка смутился (во всяком случае, Станиславу Георгиевичу так показалось). Меньше всего ему сейчас хотелось читать сыну очередную нотацию (да еще вдобавок этаким снисходительно-покровительственным тоном), но…
что в таком случае он еще мог ему сказать?
Кроме того, что любой (да-да, любой! Каково бы ни было его общественное положение и независимо от размера банковского счета) человек попросту не может иметь в этой жизни абсолютно все, чего пожелает.
Дай бог, чтобы имел хоть треть…
– А как насчет несчастного случая, отец?
Горицкий озадаченно посмотрел на сына. Не нравился ему Геркин взгляд, ох, не нравился… и эти вкрадчиво-подленькие интонации, которых он раньше в голосе Егора не улавливал, ему тоже очень не нравились.
– Ты что имеешь в виду? – осторожно спросил банкир.
Гера растянул в слабой улыбке свои тонкие губы. "Довольно ехидной улыбке", – снова машинально отметил Горицкий, попросту отказываясь верить в то, что имел в виду его единокровный сынуля…
и тем не менее, в глубине души уже отлично зная, на что тот исключительно прозрачно ему намекает.
В следующую секунду все его самые дурные предчувствия подтвердились. И даже более того, окрепли.
– Да брось, па, – небрежно бросил единственный (обожаемый и лелеемый) отпрыск, – Ладно, мать была пьяницей и вообще… путалась с кем попало. Я вовсе не собираюсь тебя осуждать. И бывший глава "Бета-банка" тоже был далеко не сахар…
Станиславу Георгиевичу внезапно перестало хватать кислорода. Так резко перестало… что ноги сделались ватными. Посему он (определенно, "на автопилоте") добравшись до кресла, осторожно в него опустился и дернул узел галстука с целью его ослабить.
"Дожил… – стучало в мозгу, – Собственный сын считает хладнокровным убийцей…"
В какое-то мгновение ему отчаянно захотелось проснуться. И благополучно забыть привидевшийся кошмар.
– Твоя мать… – сдавленно произнес Станислав Геогиевич, – Да, ты прав, она были дрянь. И пила, это тоже верно. Однако, за руль я ее пьяной не сажал! И никаких аварий не подстраивал! – непроизвольно он возвысил голос почти до крика (лицо Егора слегка побледнело, в глазах метнулся испуг), – Что же касается моего предшественника, он, видишь ли, корчил из себя Жака Кусто. В пятьдесят шесть лет активно занимался подводным плаванием. И если его кто-то и утопил, так собственная дурь! Больше никто!
– Пап… пап, успокойся, – на сей раз улыбка Егора выглядела весьма жалкой, – Я просто пошутил…
Горицкий прикрыл глаза, мобилизуя внутренние резервы для того, чтобы не сорваться. Чтобы вульгарно не отхлестасть паршивца по его прыщавой морде (а напоследок и врезать в солнечное сплетение. Для профилактики).
"Да и поздно, – подумал Станислав Георгиевич, ощущая прилив тошнотворной апатии, – Раньше, куда как раньше следовало заниматься его воспитанием… а не спихивать это сугубо личное дело на посторонних…"
Которых, конечно же, интересовали лишь его деньги и ничего больше.
Вот и результат – платного обучения, платных нянек и гувернеров… а заодно воздействия масс-медиа (как же без него?) на неокрепшую юношескую психику…
– Значит, желаешь, чтобы я теперь организовал "несчастный случай" со смертельным исходом и бойфренду твоей пассии? – донельзя желчно спросил банкир (точнее… финансист был временно отодвинут на задний план. А на передний вышел человек. Просто человек. Далеко не идеальный и не святой, но все же четко различающий грань между вещами относительно допустимыми и диким криминальным беспределом. Ту грань, которой в сознании его сына, похоже, вовсе не существовало).
