– Держитесь, мой друг, держитесь!..
И повернулся к американцу, продолжая прерванный разговор.
Повар-гей скользнул ладонью по талии наркобарона и лежавший в его руке конверт, тщательно упакованный в полиэтилен от нечаянного разрушения водой, опустился в карман белых шортов сеньора Фраго. Случайный наблюдатель мог бы подумать, что это записка страдающего от неразделенной любви педераста.
После чего повар поклонился и начал пробираться обратно к рубке, и со стороны было не понять, то ли он сторонится обнаженных мужских тел, то ли наоборот, стремится прижаться к ним покрепче...
Когда на горизонте появилась белая точка приближающегося судна, капитан открыл спасательный ящик и вытащил оттуда три ярких надувных жилета.
– Пригодится, – коротко сказал он девицам.
И в это время где-то в середине судна, как раз под прогулочной палубой, раздался взрыв. Заложенная в тротиле сила разорвала корабль надвое, взметнула в небо столб белой на солнце воды, смела с палубы людей, кресла, тенты и еще какие-то вещи, совершенно не нужные на морском дне, и оставшейся еще в себе мощью разнесла беспомощные, тонущие половинки яхты в разные стороны.
Прибывшая через полчаса белоснежная яхта, как две капли океанской воды похожая на погибшую «Каналью», подобрала капитана с двумя девицами – негритянкой и белой, повара-гея, живого и невредимого, но хранящего на лице то же выражение мучительной неудовлетворенности, а также привязанный к спасательному поясу труп сеньора Хосе Фраго, разыскиваемого половиной полиций мира.
В белых шортах сеньора Фраго оказался тщательно запечатанный в полиэтилен конверт, который вскрыли уже в полиции.
* * *
– Кажется, теперь – все, – сказал Сергачев, когда кончился ночной выпуск новостей.
Мы сидели в моем номере, теперь уже вчетвером. Светланка едва успела накинуть халатик, а я так и остался светить обнаженным торсом.
Петр Петрович достал баночку с леденцами, потряс ею и звонко бросил на стол.
– Закурить, что ли? – сказал он и неожиданно выругался, впервые за все время нашего знакомства.
И сразу же извинился:
– Простите, Светлана Михайловна.
– Ничего, если хотите, я тоже могу.
– Вот этого не надо. Я, можно сказать, за весь мир отвечаю, а ты – за одного Лешу Кастета, а он тебе повода для брани пока не дает, чему и радуйтесь.
Она тихо этому порадовалась, но все еще не понимала причину внезапной сергачевской вспышки.
– Что случилось-то, ребята? – спросила она, отпуская мою руку и запахивая халатик. – Может, кофе выпьем?
– Спать плохо будешь, – сказал Паша.
– А мы сегодня спать и не планируем. Правда, Леша?
– Правда, – неуверенно ответил я.
События разворачивались по предсказанному Сергачевым сценарию. Что будет дальше он тоже, видимо, знал. Увертюра кончилась, и все шло к тому, что скоро начнется моя сольная партия в этой рок-опере, где слово «рок» обозначает судьбу, а не способ перебирать струны гитары...
– Паша, закажи кофе, плюшек каких-нибудь, и узнай – может, леденцы у них есть.
– А вы, Петр Петрович, вместо леденцов резинку жевательную возьмите, – посоветовала Светлана, – дыхание освежает и вообще...
Сергачев бросил на нее такой взгляд, который вполне мог сойти за второе ругательство.
– Светочка, дитя мое, – заговорил Петр Петрович, – может, ты устала с дороги-то, может, отдохнуть хочешь, выспаться? Так Паша тебя проводит, а мы с Лешей тут посидим еще маленько, покалякаем.
