Правительность. Власть и правление в современных обществах - страница 2

В послевоенные десятилетия технологии правительности становятся предметом интенсивного международного трансфера. Эффективность разработанных инструментов управления предстает универсальным соблазном правительств, который вписан в триумф рыночной мотивации и производительности вместе со снижением издержек силового контроля за населением. Интернационализация либеральной правительности совпадает как с процессом политической (в отличие от технологической) деколонизации, так и с активным оборотом индустриальных и человеческих технологий по обе стороны «железного занавеса» после смерти Сталина. В главе об авторитарной правительности Дин упоминает о возможном анализе современного китайского режима и иных подобных случаев, но на деле ограничивается примером нацистской Германии, развивая анализ Фуко, детально описавшего становление полицейского государства в Германии XVIII и XIX веков. В этом смысле обширное поле для исследования любых послевоенных режимов как форм правительности еще ждет своего часа. Позднесоветский порядок, в отличие от сталинского суверенитета, являет пример сложного и оттого особенно притягательного объекта для проверки ряда гипотез[6]. Переход в СССР конца 1950-х к моделям управления «народным благосостоянием» и к «экономическому стимулированию», приоритеты «гармоничного развития личности» и «роста потребления», как и более поздние реформы управления 1990-х, ясно обнаруживают структуры правительности, которые сближают СССР и Россию с либеральными обществами[7].

Сколь бы еретически ни звучала гипотеза о либеральной правительности в советский период, ее введение позволяет объяснить процессы, которые ускользают от анализа в терминах авторитаризма и тоталитаризма. Либеральная правительность – это оптимизация и подстройка режима управления в попытках уйти от чрезмерности контроля и избыточности «ручного» управления. Такое определение радикально разнится с теориями, которые понимают либерализм как в первую очередь «уход» государства из разных общественных сфер. Минимизация избыточности правления не означает простой передачи государственных функций и, в частности, контроля за нарушениями самоуправляемым гражданским общностям. Она делает приоритетным равновесие сил и взаимовыгодный обмен внутри государства как альянса, которому отдано преимущество перед любым монопольным распоряжением силой. Поэтому, даже если в современных европейских обществах наблюдатели редко сталкиваются с предписательной механикой государственной власти, это не означает, будто она демонтирована. Это означает, что она достаточно глубоко перемещена и скрыта от прямого наблюдения в результате перевода внешних воздействий и принуждений во всеобщее среднее образование, гражданскую солидарность и внутреннюю мотивацию участников. В конечном счете, «настоящее новшество исследования либерализма как рациональности управления – вовсе не акцент на уважении прав и свобод субъектов. Новшество заключается в тезисе, что свободы и способности управляемых суть механизмы, посредством которых действует искусство управления как всесторонний менеджмент гражданского общества»[8]. Схожую логику можно наблюдать в советское десятилетие с конца 1950-х до конца 1960-х, когда на производстве и в госаппарате создаются консультативные структуры, отменяется плата за высшее образование и за старшие классы школы, формируется сеть институтов государственной экспертизы и, в первую очередь, экспертизы академической, институциализируются такие науки, как математическая экономика и социология, в основе которых лежит классово нейтральная категория «население», активизируются и поощряются правительством интеллектуальные и медийные обмены мнениями, в целом, вводится спектр техник мотивации граждан к политическому и экономическому участию в самых разных областях, включая новую «социалистическую этику».