Читать онлайн Митчелл Дин - Правительность. Власть и правление в современных обществах

Governmentality: Power and Rule in Modern Society. Second Edition by Mitchell Dean English language edition published by SAGE Publications of London, Tousand Oaks, New Delhi and Singapore,

© Mitchell Dean, 2010

© Александр Бикбов, предисловие, 2016

© ФГБОУ ВО «Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации», 2016

Невозможно охарактеризовать роль Мишеля Фуко в интеллектуальной истории, отправляясь от предметного единства или метода его работ. Сам он настаивал на праве «не иметь лица», ускользая и не отвечая на ранее заданные вопросы[1]. Несмотря на это, вопрос, как нами правят и как управлять собой, – исключительный и ключевой во всей длительности его интеллектуальной биографии. Он направляет ранний интерес Фуко к психологии и психиатрии еще в конце 1940-х, годы учебы в Вышей нормальной школе, звучит crescendo в книгах 1970-х и занимает центральное место в его поздних штудиях 1980-х по истории техник себя. До публикации курсов Фуко в Коллеж де Франс этот вопрос оставался для большинства читателей в тени множества других тем и вопросов, которые определяли последовательность интеллектуальных экспериментов, не умаляя магнетической притягательности каждого нового: археология знания, генеалогия дисциплинарного общества, управление собой… Ход не которых таких экспериментов был ясен из при жизненных публикаций, восторженно встреченных читателями. Иные оставались достоянием круга посвященных, кто посещал его лекции и семинары в Коллеж де Франс в конце 1970-х и начале 1980-х, или тех, кто сразу улавливал в редких тогда текстах о власти и управлении особую ноту, звучавшую призывно и многообещающе.

Одним из тех, кто различил эту ноту, стал Митчелл Дин. Его книга – не просто этюд о важном понятии из арсенала Фуко, но также труд о политическом времени. О незавершенном времени, которое сближает французские 1970-е, англоязычные 1990-е и российские 2010-е. Вместе с темой генеалогии порядка, стержневой для всей книги Дина, его исследование наметило точки на шкале истории, где европейские, американское и австралийское общества перестают быть миром политического опыта, замкнутым и изолированным от нас сегодняшних, а раскрываются как состояния, инвариантные нашему. Подобная общность опыта в первую очередь обязана общности техник управления. Сегодня правительность как политическая технология – уже не локальный эксперимент отдельных государственных экспертов и реформаторов, а гегемониальный режим управления населением, реализованный в неолиберальных реформах, которые правительства самых разных стран ведут с конца 1980-х. В таких обстоятельствах книга становится инструментом исторической и понятийной настройки восприятия для тех, кто желает различать волокна сырой политической материи в их сплетении, прежде чем они подвергаются густой лубочной перекраске в цвета образцовой демократии и вечной монархии, морального капитализма и фашистского государства. По сути, здесь предложена критическая пересборка современных обществ с использованием одного инструмента из знаменитой коробки (tool-box), изготовленной Мишелем Фуко[2].

Исследование о правительности выходит на русском языке в юбилейный год – 90-летия рождения Фуко и 50-летия выхода в свет его книги, прославившей автора и приковавшей внимание исследователей и широкой образованной публики к его работам. Именно с появления «Слов и вещей» (1966) можно отсчитывать интеллектуальную биографию Фуко, какой она известна нам сегодня. Одиннадцатью годами позже книга была переведена на русский язык и выпущена для ограниченного пользования, став единственным переводом Фуко в СССР. Почти в то же время впервые прозвучало понятие правительности (gouvernementalité), переведенное на русский существенно позже – после исчезновения советского интеллектуального мира, в начале 2000-х. Мы нимало не ошибаемся, считая Фуко своим современником. Но эти хронологические разрывы и перекрытия позволяют яснее ощутить масштаб поисков за прошедшие полвека.

Книга Митчелла Дина по-прежнему принадлежит к числу новаторских, несмотря на ее относительно давнее появление: первое издание увидело свет в 1999 году. Она принадлежит ко второй волне рецепции правительности в англоязычном мире. Первая волна была пионерской и диффузной, последовав за переводом лекции из курса Фуко «Безопасность, территория, население», прочитанной им в Коллеж де Франс в 1978 году. Уже через год ее текст появился на английском языке, став предметом упоминаний в статьях отдельных социальных географов, историков и политических философов. Более десятилетия этот текст оставался единственным, где исследование правительности излагалось в виде ясной программы. Вторая волна рецепции приходится на середину – конец 1990-х. Это время отмечено значительно более широким и тематически сфокусированным интересом к понятию, который был вызван публикацией в 1991 году сборника текстов Фуко и близких ему авторов на английском, куда также была включена отредактированная лекция 1978 года[3]. За сборником последовала серия статей, где тестировалась применимость понятия к разным областям, от британских экономических реформ до постколониальных исследований. А к концу 1990-х появилось несколько монографий, в центр которых было помещено понятие правительности. Помимо настоящей книги Дина в тот период вышли работы Николаса Роуза и Барбары Крюкшенк, подробно комментируемые Дином. Третья волна, датируемая серединой 2000-х, вызвана одновременно публикацией курсов, которые Фуко прочел в Коллеж де Франс в 1975–1981 годах, и использованием предложенных им инструментов для описания неолиберальных моделей и реформ управления как глобального феномена.

В историческом измерении эпоха правительности, как ее описывает Фуко, – это трансформация пастырских (исходно религиозных и церковных) техник заботы о благе подданных (паствы) при сдвиге от монархического суверенитета к министерскому правлению и либеральному обществу[4]. Начало этого сдвига приходится на европейский XVI век, но целостная, доктринально оформленная технология датируется XVIII веком. В отличие от суверенной власти, которая в самом общем виде осуществляется через внешнее принуждение, либеральные режимы – это управление через свободу и лишение свободы. Институты правительности: экономическая и психологическая экспертиза, органы полицейского государства, всеобщее образование и социальное попечение, разнообразие самоуправляемых профессиональных структур и ассоциаций гражданского общества, инструменты страхования и управления рисками, развитая система гражданского права и даже тюрьмы, – позволяют решать задачи, к которым суверенная власть безразлична или неспособна. Реконфигурацию поля власти, особенно интенсивную в XIX веке, сопровождает изменение характера заботы и соответствующих ей технологий управления. Если центральную проблему суверенной власти составляет сохранность территории и династии, либеральное правление озабочено экономическим процветанием нации. В далеко эволюционировавших моделях правительности, включая ее текущую неолиберальную версию, забота о благе управляемых и их движение к экономическому процветанию обеспечиваются силами самих управляемых: их самомотивацией, самоконтролем и самопринуждением. Иными словами, в предельно либеральных формах заботы об экономическом благе уже трудно обнаружить что-либо общее с исходной пастырской установкой.

Для Фуко, предельно внимательного к историческим прерывностям и стратегическим петлям власти, этот сдвиг далек от линейного. В качестве поворотной точки в хронологии изменений можно рассматривать момент казни или отречения монарха, единственного универсального арбитра, помещенного «над» обществом в своей высшей привилегии и заботе. Однако технологии правительности и их элементы активно проектируются, дискутируются и вводятся в действие задолго до этого момента – в монархических режимах и при самой живой заинтересованности их протагонистов. Вместе с этим в структуре современных политических режимов технологии правительности тесно сплетены с волокнами суверенной власти, такими как приоритет сохранности территории, привилегии государственных чиновников или укрепление армии как аппарата внешнего принуждения. Поэтому созданная Фуко картина оставляет открытым целый ряд вопросов. В каком отношении в каждый период и в каждом обществе находятся суверенная и либеральная власть? Адресованы ли управление через свободу и дисциплинарное принуждение одним и тем же категориям населения? Как структура либеральных обществ, с их свободой и рисками, согласуется с техниками полицейского направления поведения и биополитического сохранения населения, использующих аппараты отсеивания нарушений?

Дин предлагает ответы на эти вопросы. Ценность его работы заключается в детальной реконструкции тезисов Фуко, умелой демонстрации их исследовательской сложности и их контекстуализации в поле существующих исследований, включая собственный анализ систем социального обеспечения и управления бедностью. Иными словами, Дин не ограничивается добросовестным пересказом текстов Фуко и их интерпретацией ad libitum, как это нередко происходит в академической теории, транслирующей читательский опыт. Сам Фуко утверждал: «я пишу для пользователей, а не для читателей»[5]. Он был уверен, что не создает теорий власти. Его исследования, как коробка с инструментами, предназначались для широкого круга пользователей: от биологов до пациентов, от судей до политических активистов. Дин остается верен этой ремесленной установке. Он идет дальше буквального прочтения, рассматривая тезисы Фуко как средство исследования и объяснения современного, в том числе постфукольдианского, состояния. В своем поиске он ставит не только неизбежные вопросы о конфигурациях суверенной и либеральной власти в современных обществах, но и выделяет нетривиальные для анализа области, в частности авторитарную и глобальную правительность, в последнем случае обращая внимание на управление международной миграцией и правами человека, к которым неприменима аналитика в границах национальных государств. Интеллектуальные ставки и биографические обстоятельства этого поиска детализированы в ответах, которые Дин с живостью и энтузиазмом предлагает в послесловии к русскому изданию книги.

Реконструкция Дина тем более важна, что в отношении поздних курсов Фуко пока отсутствует содержательный консенсус, который ранее сложился вокруг прижизненных публикаций, таких как «Слова и вещи» или «Надзирать и наказывать». Это делает работу с курсами особенно плодотворной, но также оставляет широкие возможности для ложных прочтений. Можно ли пользоваться исследованиями Фуко вразрез с критической установкой и прояснением того, как нами правят? Дин упоминает левых критиков, из чьих уст в 1970-е звучали обвинения Фуко в антикоммунизме и даже фашизме, которых сегодня сменили левые, увлеченные либеральным словарем «верховенства права» и «гражданского общества». Существуют и убежденно правые прочтения: попытки перевести критическое исследование правительности в апологию полицейского государства и управление через риски. В каждом таком случае главный источник ложного прочтения и неверного использования предложенных инструментов заключен в собственном политическом опыте читателей. Будет нелишним вспомнить, что в российском политическом поле две упомянутые схемы: расширительное толкование фашизма и предельно легитимное превознесение верховенства права – в последние годы приобрели исключительную роль. Их сосуществование и совместное использование указывают на предельную компрессию, сжатость нашего социального времени, которое неизбежно упрощает взгляд на текущие политические коллизии и режимы правления. В подобных обстоятельствах книга Дина – это средство против излишней простоты в определении нашего собственного положения и возможность точнее ответить на фукольдианский вопрос, как нами правят.