Правительность. Власть и правление в современных обществах - страница 4

. Если во всех подобных случаях гражданские тела, индивидуальные и коллективные, сами приводят себя в движение, в соответствии с проектом правления: экономического процветания, физического здоровья и моральной безопасности, – это происходит в силу убеждения, а не заблуждения, которое может быть разоблачено. Уделяя преимущественное внимание техникам управления телами, Дин значительно меньше интересуется действенными видами пропаганды. К последним можно отнести и господствующие виды политической теории как средство фиксации и вменения верований об устройстве порядка и власти. Для советского случая техники убеждения и пропаганды, которые практиковались с середины 1950-х, могут стать критическим тестом для гипотезы правительности. Речь идет не только об усилении «идейного воспитания» и индоктринации марксистско-ленинской теорией, которое происходит одновременно с импортом «буржуазных» техник правительности[11]. Некоторые элементы либерального управления населением вводятся в сам механизм политической пропаганды, о чем позволяет судить, например, регулярное социологическое изучение практик прослушивания населением западных радиопередач или посещения церкви, которые в модели власти 1930–1940-х годов находились под прямым политическим запретом, связанным с рисками личной безопасности и жизни[12]. Замена механизма физических репрессий, этой предельной формы внешнего принуждения, машинерией убеждения и воспитания, рассчитанного на длительный период, позволяет рассматривать вопрос устойчивости советского режима в терминах либеральной правительности.

Импорт техник правительности, которые варьировались от моделей массового жилья и универмагов до схем массового автомобильного производства и методов социологических исследований, внесли в структуру позднесоветского режима гораздо более серьезные изменения, чем любые коррективы марксистско-ленинской доктрины. Изменения, последовавшие в 1990-е в еще более радикальной политической форме, уже не замаскированной риторикой ленинских идеалов, открыли новый период в тестировании политических технологий. На протяжении двух десятилетий, до начала 2010-х, российская государственная администрация, включая управление образованием и культурой, представала полигоном столкновения между конкурирующими моделями правления. Его исход был вовсе не очевиден при взгляде из перспективы «советского наследия». И по факту разошелся со всеми ожиданиями. Подавляющее большинство наблюдателей и теоретиков делали ставку на победу либерального или авторитарного начал в этой борьбе. Тогда как результирующей формой управления экономикой и культурой стали такие неолиберальные техники, которые, при наделении индивидов и институций высокой степенью экономической автономии, нашли опору не в словаре индивидуальных свобод, вернее, не только в нем, но прежде всего в неотрадиционалистских понятиях национального единения и защиты от внешних врагов[13]. Это, безусловно, не облегчает задачу исследователям российского общества. Но еще меньше, чем прежде, позволяет обращаться в поисках объяснения к плоским «идейным» дилеммам демократии и авторитаризма, фашизма и свободного общества.

Словарь правительности

Изобретению и тестированию техник правительности сопутствует словарь, который эволюционирует по мере технологической экспансии. Сказанного ранее достаточно, чтобы утверждать: в правительностной коммуникации ключевые понятия – не просто форма означения, но сигналы побуждения и убеждения. Если в XIX веке в центре словаря находятся побуждающие понятия «инициатива», «свободный индивид», «благосостояние», то сегодня, с вниманием к коллективным средствам управления продуктивностью и безопасностью, на политическую авансцену выведены «эффективность», «гражданское общество», «право». При этом во всех исторических маневрах и поворотах основополагающая роль в словаре правительности принадлежит категории «население». Согласно Фуко, она охватывает дифференцированную, индивидуализированную целостность, которой приписана собственная телеология, не зависящая от проблем территориального суверенитета. Телеология населения – это процветание, здоровье, безопасность. Именно эти регулятивы скрепляют комплекс форм знания и практик администрирования, которые охватывают производство и налоги, градостроительство и коммуникации, наказание и контроль, физическую и психическую нормальность. Наряду с побуждением через теорию язык правительности включает утилитарные термины-инструменты: «обеспечение свобод», «снижение рисков» или «уполномочение» (empowerment) и «самоуполномочение», – на которые в либеральных обществах сегодня опираются административные процедуры, практики гражданского сектора и отчасти повседневный опыт.