– Вы, заверяющие меня в своей преданности, почему вы подталкиваете меня к тому, что чуждо мне и ненавистно? – разгорячился Лю Ань. – Говорят, что власть развращает, но не говорят, как. Теперь я знаю – вот так. Реформаторы начинают прислушиваться к тому, что шепчет им страх. Так вот, я отказываюсь слушать совет страха.
Сяо с трудом сдержался, чтобы не стукнуть кулаком по столу.
– Ты что, неуязвим? Если кто-то пустит пулю в твой реформаторский лоб, разве пуля отскочит? Если кто-то направит меч в твое горло, разве лезвие согнется? Совет страха, говоришь? А как насчет совета благоразумия?
Сяо был предан молодому Председателю и как профессионал, и как человек, что удивляло и смущало многих. Человек, прослуживший несколько десятилетий в Министерстве государственной безопасности, не очень-то соответствовал представлению о типичном стороннике Аня. Однако еще до возвышения нового лидера, до его избрания Председателем Всекитайского собрания народных представителей Сяо успел оценить потенциал Аня и проникнуться уважением к его энергичности и целостности. На взгляд Сяо, в нем воплотились лучшие качества китайского характера. Вместе с тем опыт общения с партийными кадрами не оставлял у Сяо иллюзий относительно того самого аппарата, разобрать который намеревался реформатор. Аппарат этот не только порождал безделье и отставание, но и самообман, который Сяо считал еще более тяжким грехом.
Этим и объяснялась его горячность на встрече с Председателем. Сяо вовсе не хотел, чтобы Ань наступал себе на горло, изменял принципам – он лишь хотел, чтобы Ань сохранил себя для страны. Деспотизм бывает полезен, когда служит общему благу.
– Вы знаете, что мы с товарищем Сяо нередко расходимся во взглядах по разным вопросам, – негромко заговорил пятидесятилетний Ван Цай, большие глаза которого казались еще больше за стеклами очков. – Но в данном случае я разделяю его опасения. Меры предосторожности необходимы. – Ван Цай был экономистом по образованию и одним из старейших друзей нынешнего главы государства. Именно он убедил Аня, тогда еще молодого человека, работать внутри системы – удар изнутри может быть куда более грозен, чем снаружи. В отличие от других членов личного совета Председателя, Ван Цай не выражал беспокойства по поводу темпа проведения реформ – наоборот, настаивал на его ускорении.
– Давайте обойдемся без эвфемизмов, – сказал Ань. – Вы хотите, чтобы я провел чистку.
– Не чистку! – воскликнул Ван Цай. – А удаление противников. Это защитная мера.
Председатель бросил на наставника резкий взгляд.
– Как сказал Мэн-цзы, какой смысл защищаться, если ты при этом теряешь себя?
– Ты просто не хочешь пачкать руки, – слегка покраснев, возразил Сяо. – И вот что я тебе скажу – скоро все будут восхищаться чистотой твоих рук… на твоих похоронах! – Сяо всегда гордился способностью контролировать себя, но сейчас он уже тяжело дышал. – Я не разбираюсь в юриспруденции, экономике, философии, но знаю толк в обеспечении безопасности. Я сделал карьеру в Министерстве безопасности. И, как сказал тот же Мэн-цзы, когда осел говорит об ослах, благоразумный муж слушает.
– Ты не осел, – усмехнулся Лю Ань.
– А ты не благоразумный муж, – отозвался Сяо.
Подобно другим сидящим за столом, Сяо не только распознал необычайный потенциал Аня, но и помог ему осознать свои способности. Каждый из них связал с новым лидером и свою личную судьбу. В истории Китая были люди, подобные Аню, но ни одному из них не сопутствовала удача.
