Другой причиной невозможности проследить прямую взаимосвязь генов и поведения, является то, что не существует четкого соответствия между каким-либо участком ДНК и определенным поведением. Относительно просто создать генетический рецепт для чего-то вроде инсулина или гормона человеческого роста, потому что они являются определенными химическими комбинациями ДНК. Но невозможно указать определенные гены для схем поведения, потому что поведение является комбинацией решений и событий, а не простой химической реакцией. Какова, например, последовательность ДНК для такого сложного поведения, как смех? Я могу категорически утверждать, что не существует определенного гена смеха. Но значит ли это, что наше генетическое строение не имеет ничего общего с тем, как и почему мы смеемся? Нет. Гены определенно с этим связаны. У нас есть гены, позволяющие воспринимать произнесенные слова в качестве шутки, реагировать улыбкой и переводить наше дыхание в серию по-дурацки звучащих выдохов. Единственные животные кроме человека, которые регулярно над чем-то смеются, это шимпанзе, а у шимпанзе много тех же генов, что есть у нас.
По существу, предположение, что один ген соответствует одному типу поведения, является ложным. Так же как и никакой ген не питает сексуальное поведение. Ученые могут когда-нибудь ясно показать связь нашей сексуальной ориентации и определенного участка нашей генетической карты[86], но пока невозможно определить, где на каждой хромосоме расположен ген, побуждающий нас заниматься сексом. Но то, что мы не можем указать определенный участок ДНК на определенной хромосоме, связанный с сексуальным поведением, не значит, что гены не имеют с ним ничего общего. Совсем наоборот. На самом деле гены напрямую связаны с тем, почему мы занимаемся сексом; они являются тем самым спусковым механизмом, побуждающим нас искать и образовывать пару.
Никому не нравится слышать, что что-то направляет их поведение или их жизнь помимо их собственной свободной воли. Это особенно справедливо для западного общества, где свободная воля является основным принципом политической и экономической системы. Я не удивлюсь, если у кого-то из читателей возник рефлекторный мысленный протест против моего предположения, что гены лежат в основе нашего желания заниматься сексом. Но, с точки зрения биолога, основной причиной, фундаментальной причиной, почему мы занимаемся сексом, является то, что нас к этому побуждают наши гены[87]. Если это предположение звучит так, будто мы являемся поведенческими автоматами, двигающимися от одного тела к другому, не задумываясь, раздвигаем ноги или распространяем сперматозоиды, это совсем не то, что я имею в виду. Но задумайтесь на минуту о сексе у других видов животных, например ящериц. Если я скажу, что ящерицы спариваются, потому что их гены запрограммированы на то, чтобы каждая ящерица нашла себе пару и произвела себе подобных, никто и глазом не моргнет. Потому что вид брачных игр ящериц определенно не вызывает в воображении романтической картинки разделения ящерицами совместного удовольствия или их цели скрепить особые отношения. Вместо этого мы видим работу Природы в действии. Возможно, я могла бы относительно легко убедить вас, что эти ящерицы в биологическом плане являются двумя спиралями ДНК, объединяющимися, чтобы воспроизвести свою ДНК и передать ее дальше. Но когда я предполагаю, что та же запрограммированность ДНК лежит за всем безумием, которое у нашего вида называется любовью, люди ощетиниваются. Нам хотелось бы верить, что совокупление людей является чем-то более возвышенным, более значимым взаимодействием тел и душ, чем у других животных. Часто это может быть и так. Но в глубине, под всей этой любовью и соблазном, лежащими в основе привязанности и интимности, только давление ДНК.
