Приказано: выстоять! - страница 13

Я промолчал. Все решения Доньшин принял быстро и верно. Многое теперь зависело, как будут выполнены его приказы. Минутная стрелка отсчитала восемь делений, когда все маневры были закончены, а в поле стали вырастать бугорки земли – шахтеры окапывались со сноровкой и быстротой бывалых солдат.

Стреляли они с той же обстоятельностью, что и шли в атаку или готовились к обороне. Мишени – вырезанные из фанеры силуэты фашистов с характерной формой касок – дважды пришлось менять. А вот с гранатометанием дело обстояло плохо. Выточенные из металла болванки – вот и все, чем могли похвастаться шахтеры.

– Нет гранат, – огорченно развел руками Доньшин. – Военкому и звонили, и писали – нету…

Я повернулся к военкому.

– Вы же знаете, Анатолий Петрович, как туго с гранатами сейчас.

– Знаю, но учебу организовать мы обязаны. Против танков с винтовкой не пойдешь. Даю вам два дня срока. Пришлем вам гранат, – повернулся я к командиру батальона. – Но использовать их извольте с толком.

– Ясно, товарищ капитан, – козырнул тот.

Занятия закончились, я провел короткий их разбор, указал на то, что делалось хорошо и что – плохо. Мы возвращались на шахту, и, чтобы не терять времени, Доньшин на ходу рассказывал мне, где несут дежурство бойцы истребительных батальонов.

Само собой на шахте, на подстанции, на водокачке, – перечислял он. – Ночью патрулируем по городу.

Во дворе шахты, когда Доньшин ушел и мы стали прощаться с бойцами, к нам подошла девушка. Чуть вздернутый носик она держала вызывающе. Огромная русая коса цвета спелой пшеницы оттягивала ей голову назад. Веселые веснушки усыпали ее милое лицо. Подойдя к нам, она зарделась от волнения.

– Товарищ командир, – обратилась она ко мне, – можно сказать?

– Вы кто? – спросил я ее.

Но ответил Журило:

– Клавдия Чурляева, дежурный электромеханик, «щитовая» наша на подстанции, – и, повернувшись к Чурляевой, плачущим голосом сказал: – Ну сколько раз тебе говорить, что нельзя тебе в батальон? Да и не решает эти вопросы товарищ Горшков.

– Дядя Коля, – она умоляюще глядела на Журило.

– Ну, есть же Доньшин, есть его заместитель, вот и иди к ним проси.

– Они не записывают, а я в батальон хочу.

– Влюбилась ты в кого, чи що? – почти застонал Журило.

– Я иду затем же, зачем и вы, – сказала она. Журило только головой замотал. Мы засмеялись.

– Мы ведь не на прогулку собираемся, – попытался удержать я Чурляеву, но заметил в ее глазах слезы обиды и замолчал.

– Все равно уйду на фронт, – решительно сказала Чурляева, отстраняясь от Журило. – Но я хотела со своими, а вы… – И в ее голосе прорвалось столько боли и обиды, что мы поняли – эта не отступится.

– Придет Доньшин, разберитесь с ней, Николай Ильич, – сказал я, прощаясь со всеми. Протянул руку Чурляевой. Рукопожатие у нее вышло крепкое, мужское, хотя ладошка была маленькая.

– До свидания, товарищ…

Я даже предположить не мог, что это свидание будет таким скорым.

Сводки Совинформбюро не приносили ничего утешительного. Наши войска оставили десятки городов, сел, деревень. Те места на границе, где всего лишь несколько десятков дней назад я находился, где когда-то служил, остались в глубоком тылу врага. Все явственней нарастала угроза Москве, а значит и Туле, стойкость которой будет играть важную роль в обороне столицы.

Истребительные батальоны, диверсионные группы, партизанские отряды – вот те три «кита», которыми денно и нощно приходилось заниматься нашему отделу. И чем ближе придвигалась линия фронта, тем напряженней мы работали. Особое внимание и обком партии, и наше управление НКВД уделяли южным и западным районам области. Именно там ждали появления врага, там ему предстояло дать отпор.