– Вольтер говорил: «Прежде чем начинать бороться с неприятностями, нужно удостовериться, существуют ли они на самом деле». Золотого ключика у нас нет. А коли так, придется открывать топором, ибо топор всегда надежней, чем золотой ключик. А посему надо поехать на место и разобраться.
– Я поеду, – предложил пинкертон.
– Куда же без тебя. Бери завхоза и поезжайте. Я остаюсь в посольстве. Я – лицо официальное. Мне нужно принимать решение. А ты – карающая рука правосудия… с топором. Остальные все – по рабочим местам.
Посланник вернулся в свой кабинет. Нажал на кнопку. Появилась Света:
– Будем печатать?
– Будем.
– Сергей Иванович, почему вы отказались посылать телеграмму в Москву?
– Начальство нельзя удивлять. Начальство можно расстроить, можно испугать, можно даже обидеть, но удивлять нельзя. Перед отъездом в отпуск в прошлом году здешний президент сказал мне, что они собираются поставить на острове памятник кому-нибудь из современных государственных деятелей. В Москве я рассказал об этом заместителю министра. Тот спросил меня, кого я предлагаю. Я ответил: «Брежнева». Он подумал и сказал: «Продлю отпуск на неделю. Отдыхай».
10. Неминуемый кризис капитализма
И тут же появился Женя Бегунов, который, как и свидетельствует его фамилия, часто был в бегах, а свое отсутствие на рабочем месте объяснял такими невообразимыми причинами, что посланник как-то заметил: «Если в следующий раз ты скажешь, что летал с инопланетянами на Марс, я поверю».
– Я по делу, – начал Женя.
– По делу? Уже странно. Говори.
– Мой приятель из Второго африканского отдела Пожарский пишет, что они получили сборник из двух брошюр «Ленин о неминуемом кризисе капитализма». На португальском языке. Он спрашивает, сколько нам прислать экземпляров каждой.
– А нам нужны эти брошюры? – насторожился Сергей Иванович. – Догадываешься, кому их придется распространять? Правильно. Тебе.
– Пожарский просил. Он мой приятель. Потом, знаешь, брошюра для местных полезная.
Женя был всего лишь третьим секретарем, но лет пять назад, будучи еще атташе, сидел с Сергеем Ивановичем в одном кабинете в центральном здании МИДа и с тех пор звал его на «ты». Тот относился к этому спокойно.
– О неминуемом кризисе капитализма? – переспросил посланник. – Если он неминуем, то чего стараться.
– В Москве не поймут наш отказ.
– Убедил. Не поймут. Сколько будем заказывать?
– Думаю, двести экземпляров.
– Ста хватит.
– Может быть, всё-таки двести? Брошюрки, он говорит, тоненькие.
– Сколько грамотных на острове?
– Две тысячи шестьсот душ.
– Ладно, сто тридцать, по одной на двадцать человек. Остальным пускай расскажут.
– Давай двести. Надо Пожарского поддержать.
– Ладно, двести. С капитализмом пора кончать.
– Тогда я пойду посмотрю, что за тайную комнату они нашли.
– Ступай.
11. Любая живая лучше любой нарисованной
«Брошюра – это будущее, – рассуждал Сергей Иванович, глядя на календарь, – а письмо в центр – это настоящее».
Он нажал на кнопку. Появилась Света:
– Печатать?
– Ты знаешь, как зовут женщину, работающую машинистом на паровозе?
– Не знаю.
– Никак не зовут. Потому что таких не бывает. Ты знаешь, как зовут мужчину, который печатает на пишущей машинке?
– Не знаю.
– Правильно. Потому что таких тоже не бывает. А посему… Это что такое?
* * *
В кабинет торжественно взошла процессия: впереди пинкертон с транспарантом, на котором большими буквами было начертано Não há liberdade sem liberdade de amor («Нет свободы без свободы любви»); за ним Женя, в руках у него был плакат с голой женщиной; заканчивал шествие завхоз, он нес кипу книг.
