Принцесса (не) волей Богов - страница 8

На протяжении долгих часов, Верховный Бог и таинственная женщина, облаченная в одежды из тёмного, словно ночное небо, шелка, обсуждали возможные пути спасения.

Они перебирали бесчисленные планы, словно песчинки на безбрежном морском берегу, но все они оказывались тщетными. Угасала вера в богов, истощались их силы, и только тьма, воплощенная в лице Нарда, крепчала с каждым днём. Даже аромат благовоний, призванных успокоить бушующую в душе Верховного Бога тревогу, не мог заглушить нарастающее чувство безысходности.

Единственный шанс на спасение мира лежал в возвращении дочери Адисха – Нейи, богини самой жизни и созидания. Но Нейя, израненная нескончаемой войной, развязанной её собственным братом, угасла.

Её сила, некогда способная созидать целые миры, была истощена, подобно высохшему руслу реки. Дети перестали рождаться, и вместе с ними угасала и надежда на возрождение и саму жизнь. Аэтерния, некогда райский уголок, превратилась в поле битвы, где царили лишь ненависть и смерть.

Верховный Бог, не в силах смириться с гибелью дочери и разрушением своего мира, нашёл выход. Он следил за реинкарнацией Нейи в безмагическом мире, оберегая её, насколько это было возможно.

И вот, наконец, пришло время. Собрав всю накопленную за столетия силу, он, словно бушующая стихия, призвал свою дочь домой, призвав на помощь и её вечных стражей, готовых защитить её в этом новом, опасном мире.

Женщина, стоящая рядом с ним, молча наблюдала. Её глаза, словно бездонные колодцы, отражали неизведанную глубину этого ритуала, несущего в себе надежду и отчаяние одновременно. В зале повисла тишина, прерываемая лишь негромким шепотом древних рун, сопровождающих этот судьбоносный призыв.

– Я ни в чём не уверен, Аэлинор, – владыка пантеона, Адисх, грустно улыбнулся, уголки его губ едва заметно дрогнули, словно отражая тяжесть нависшей над ними угрозы.

Его глаза, обычно сияющие могуществом, теперь были тусклыми, полными сомнений. Он протянул руку своей любимой супруге. Рука его, обычно сильная и твёрдая, казалась неожиданно слабой и дрожащей.

– Тогда, возможно, было бы лучше не трогать нашу дочь и оставить всё как есть? – с надеждой, почти умоляюще, заглянула она в лицо супруга.

Её прекрасное лицо, обычно светлое и радостное, было омрачено тревогой. Она нежно пригладила его непослушную шевелюру, в которой всё больше и больше появлялось серебристых нитей, словно память о прожитых годах, о тяготах власти и ответственности.

– Нет, – сурово сдвинув густые брови к переносице, покачал головой Адисх. Его голос, обычно звучавший как благородный гонг, сейчас был низким и жёстким, словно стальной клинок.

– Умрёт Аэтерния – умрём и мы. И даже этот глупый мальчишка, Нард, этот носитель ненависти и жажды войны, тоже умрёт с последним существом, способным испытывать подобные чувства! Его лицо исказила гримаса боли – боль не физическая, а душевная, боль от осознания неизбежного.

Адисх сам ловил себя на том, что начинает злиться по пустякам, что его терзают приступы гнева, словно тень, наброшенная на его душу магией сына. Он сжимал кулаки, стараясь подавить нарастающую ярость, стараясь держать себя в руках, не поддаваться тлетворному влиянию тьмы, которая всё сильнее и сильнее захватывала его сына.

– Она должна… – начала было богиня, но муж её перебил.

– Она не должна, родная, – обернулся он к жене, его взгляд, полный любви и нежности, смягчал суровость его лица. Он улыбнулся только глазами, и в этом немом жесте Аэлинор увидела всю глубину его отчаяния и надежды. – Но она, одним лишь своим присутствием, вернёт в Аэтернию Жизнь, – нежно коснулся он её щеки, пальцы его были тёплыми и ласковыми, и притянул жену к себе для поцелуя. В этом жесте была вся его любовь, вся его надежда.