Но тогда у Пелагеи не родилась бы дочка Вика-клубника, произрастающая на сиротской делянке. Получается, мальчик Рудольф Венд своим появлением на свет дал импульс желанию Пелагеи в отместку его отцу, не мешкая, родить ребёнка, но… от нелюбимого мужчины. От того, кто рядом и оказался по случаю. Родилась девочка Вика, ненужная ни матери, ни отцу, чьих имён, возможно, она никогда и не узнает.
Отцом стал некий Рудольф – носитель экзотического отчества Горациевич по фамилии Разумов. Он о рождении девочки просто не узнал своевременно. Не сообщила она ему о том, вытолкнув его из своего личного пространства, как происходит часто у женщин, кого закрутила в себя воронка житейской беды под названием «мужская измена», когда смирения нет, а активности хоть отбавляй. И стал симпатичный и во всех смыслах отличный парень по имени Рудольф Разумов ответственным за чужое предательство, стал виноватым за сиротство дочери, о рождении которой ему сообщили совсем уж посторонние люди, а сама Пелагея того не пожелала. Он девочку нашёл, но семья, ставшая ей родной, упросила его оставить всё так, как оно и случилось. Не рвать сердце ни себе, ни им, прикипевшим к малышке. И Рудольф Горациевич, – а он к тому времени уже удостоился именоваться по имени-отчеству за свои заслуги в ГРОЗ, – приказал себе о пятнистой от родинок кукушке забыть навсегда.
А родинками Пелагея была щедро помечена, одним лбом природа не ограничилась, – на шее, на груди, на животе и на предплечье. Патология налицо, или как думали иные, это признак глубинной мутации. Она того знать не хотела, на здоровье не жаловалась, а энергии имелось в ней столько, что иной и позавидует.
Ей ли и рассуждать о праведности, да ещё с позиции превосходства, с юным и наивно-самонадеянным Рудольфом Вендом, не совершившим в своей жизни пока что ничего предосудительного. Распушилась -расчирикалась, кукушка пятнистая, как и обозвал её в сердцах другой Рудольф по фамилии Разумов, кому нанесла она столь незаслуженную и, – хорошо, если неглубокую, ещё лучше пустяшную, – а всё же рану. Ей его слова передали, вместе с наказом впредь уж не соваться в тёплую и душевную, поскольку родную по-настоящему, обитель доченьки. Теперь она для неё чужая девочка. Можешь и глянуть когда, со стороны, но клюв свой негодный не раскрывай о своём с ней родстве! Да и вообще, о нас тоже можешь забыть как о родственниках. Нет тебе нашего уважения, пусть и вершинная ты птица, и поёшь с мистическим переливом, с замахом на провидческие возможности, ты кукушка! И что за дурь такая – сиротская делянка? Девочка растёт любимицей в дружной семье. Знать не знает, что её появление было актом мести некому космическому страннику Ростиславу, хотя он сей мести попросту и не заметил, о тебе забыл.
Она не поправила, что не забыл, а пребывал в затяжном беспамятстве от нахлынувшей любви-напасти к Карине Венд, приворожившей его, чистого простака, свалившегося на Землю со своих звёзд, незамутнённых земным коварством. А очнулся слишком поздно…
Пелагея осталась на площадке одна, продолжая обращаться к ушедшему хорошо эрудированному, да плохо воспитанному юноше, потрясённая открывшейся её взору чародейской иллюзией, или чем это было? Милостивой улыбкой Творца своему маленькому чаду?
– Ростислав, это же то самое место в Подмосковье, где мы впервые… ты помнишь? Там потом построили тот печальный Центр, якобы исцеления обречённых людей, а мы с тобой всё сожалели о том, что под его строительство забрали огромный кусок живописнейшей территории. Я вижу тот самый лесной массив, берег реки и клён над потоком…
