Где дед бронепоезд вёл,
Спасая страну от бандитских орд
В глуши украинских сёл.
А вот он и сам – удалец-молодец,
Рука – на шнурке свистка.
Смеётся: «Зелёным и белым – конец!
Намяли мы им бока!»
А в 37-м он лишён был прав,
Но не машинистских, нет! —
В аварию как-то попал состав,
И был арестован дед.
Наезд неслучаен: громили альков
Одной из безумнейших вер:
Охота на старых большевиков
Шла в Сталинском ССР.
Езжай теперь в 41-й, таксист,
Что в дымной чернеет мгле
И так похоронками голосист…
Вот дед мой другой – в Орле.
Как чёрт многоногий, немец прёт…
Мой дед – на земле сырой:
Попал осколок в его миномёт…
Год жизни – тридцать второй…
Тяжёлая рана, бросило в жар,
Потом – будто в чёрный снег:
«К другим давай ползи, санитар!
Анюта! Прощай навек!»
И что ж всё так худо? А доброе – есть?..
И водится ль на Руси?
«Да век-то – двадцатый! Пора пересесть
Тебе в другое такси.
Иные наступят стужа и зной,
И морок, и свет планет…
Теперь повезёт тебя сменщик мой
В Город Грядущих Лет.
Там новым лаптем хлебать будут щи
И праздновать день стыда.
Запомни только: нигде не ищи
Несбывшиеся Года.
К искателям путь в тот квартал жесток,
Ты время потратишь зря,
И жизни твоей последний листок
Сорвётся с календаря».
На лицах улиц – тишина,
Предновогодний блеск гирлянд.
Вот появляется Княжна,
А с ней – Бродячий Музыкант.
По лицам улиц в тишине
Их тени льются в глубь аллей,
И веют веком королей
Шаги и песни о Луне.
Ведёт мелодию смычок
И верен струнам музыкант.
В его заплечный узелок
Уложен скудный провиант.
Да лебединых два крыла,
Да неизвестные стихи,
А в них – забытые грехи,
А может, добрые дела.
Поёт печальная Княжна
О заповедном рубеже,
О том, что странная страна
Живёт в мечтающей душе
Что ни верхом и ни пешком
Рубеж тот не преодолеть,
Что только плетью будет плеть,
Смычок – останется смычком.
Другую сторону Луне
К земле никак не повернуть,
И к той, незримой, стороне
Их тихий и хрустальный путь.
При свете зримой стороны,
Когда аллей подтает мгла, —
Как лебединых два крыла
Две исчезающих спины…
Оставим праотцов и вспомним про отцов,
Которые нас били и любили,
Кормили и учили, как птенцов,
Летать, не надрывая сухожилий.
Дорогами печалей и невзгод
Одни дошли, других догнали пули —
Всё ради нас, которые дерзнули
Большим полётом сделать тот поход.
Иных сдавило тягою земли,
И поздний ум их праздновал бессилье,
Но те из них, которые дошли,
Изобрели искусственные крылья.
И, прикрепив их к нашим поясам,
Предупреждали, вслед плетясь сутуло:
«Не надрывайтесь! Нас земля согнула,
А вам теперь дорога – к небесам!»
И взмыли мы, друг друга веселя,
Затрепетали крылья парусами.
А где-то там, внизу, плыла земля
С далёкими сутулыми отцами.
И долго нам они глядели вслед
Из-под руки, как из-под нимба, немо,
Но перед нами было только небо,
И слов прощальных не было в ответ.
И вот уж мы смеёмся свысока
Над той тропой, где нашего следа нет,
И тяготенья цепкая рука
К планете старой нас уже не тянет.
Ведь там, внизу, всё мелко, всё смешно
И всё до невозможности ничтожно,
И нам туда вернуться невозможно,
Поскольку падать крыльям не дано.
У нас теперь совсем другая цель,
У нас иного времени потреба —
Забыть страданий наших колыбель
И верить в неразвенчанное небо!
Всё выше над отеческим трудом
Возносят нас отеческие крылья…
Не надорвутся наши сухожилья —
Лишь одряхлеют в воздухе пустом.
