— А лавандосов мне на все это маманя с сестрой отстегнут, да? Как только узнают, кого в зятья приметила, так с радостью в лепешку расшибутся!
— Пинкодик, — смеется он, — когда ты начала париться, где взять бабло?
И правда! Заморачиваться насчет денег я стала только после вердикта гадалки. До этого нормально так сосала их из Барса. А он парень не жадный. И кормил, и одевал меня, и вместе со мной врал маме, что я работаю в фастфуде.
Опускаю ресницы, больше не выдерживая его взгляда, и морщусь от пульсации в мизинце.
— Что она тебе обо мне сказала?
— Попросила, чтобы прислуга убрала со стола этот ужас, пока ее блузка не пропахла маслом.
— Прислуга?! — взрываюсь я. — Да я ей щас!
— Стой-стой! — Барс дергает меня на себя и прижимает к стене. — Не горячись, Пинкодик. Я сам с ней разберусь. Есть у меня одна идея… — Замолчав, он приподнимает мое лицо за подбородок и озабоченно интересуется: — С тобой все хорошо?
— Палец, блин… Я мизинец ударила…
— Когда успела? Тебя на секунду нельзя одну оставить! — Он садится передо мной, берет мою ногу, стягивает с нее носочек и ставит пятку на свою коленку. — То всяких Алеш домой приводишь, то мебель пинаешь. — Пальцами прикасается к мизинцу, и всю стопу пронзает жгучей болью. Закусив губу, глухо постанываю и руками вцепляюсь в плечи Барса. — Пинкодик, — малоутешительно извещает он, — походу, ты его сломала…
— Я тебе щас нос сломаю, если это у тебя шутки такие. Дурацкие.
— Ломай. Я все равно в травматологию вместе с тобой поеду. Вправят. — Барс поднимает меня на руки и буквально стискивает в своих объятиях. Еще чуть-чуть страсти — и хирургу не только мой мизинец интересен будет, но и ребра.
— Полегче, Барс. Раздавишь свою палочку-выручалочку. И я сейчас о себе.
Дернув уголком губ, он осторожно поднимается вверх по лестнице, вносит меня в спальню и укладывает на кровать.
— Так, лежи здесь, — отдает команду, зажигая светильник на тумбочке. — Я вызову «скорую» и смою Серебрянскую.
— В унитаз? — уточняю я с улыбкой. От заботы Барса даже палец меньше болит.
— Боюсь, сифон ее силиконом забьется, ни одно средство для устранения засоров не справится. — Он поправляет подо мной подушку. — Удобно?
— Барс, я не умираю, — напоминаю я ему. — Не думай, что так легко от меня отделаешься.
Он склоняется надо мной, припекая меня теплом своего тела и нещадно нанизывая меня на свой взгляд. Сжавшись, натягиваю одеяло до подбородка.
— Арс, ты где там?! — разносится по первому этажу.
— Я скоро, — отвечает он, губами коснувшись моего лба.
Срывается с места и исчезает за дверью, оставив в комнате запах детского геля для душа. Интересно, как на него отреагировала бы Серебрянская, если бы его не перебил запах блинов и индейки?
Барс сбегает вниз по ступенькам и заводит с ней тихий разговор. Напрягшись, вытягиваю шею, но все равно ничего не слышно. Приходится вылезти из кровати и доковылять до двери. Высунув голову в проем, прислушиваюсь.
— Понимаешь, я сам об этом только недавно узнал, — втирает Барс своей вешалке. — Надеялся, что результат ложноположительный.
— В смысле?! — ревет она. — Ты пригласил меня спустя год, чтобы похвастаться венерическим?! Арс, ты вообще в своем уме?!
— Дело в том, что ты тоже можешь быть больна, — настаивает он, и я закусываю внутреннюю стенку щеки, чтобы не заржать.
— Год, Арс! Мы не виделись год!
— Вероятно, я болен дольше, — вздыхает он.
