Трудились все. Требовательные начальники, усидчивые сотрудники, всклокоченные энтузиасты, расчётливые карьеристы и аккуратные исполнители объединили усилия и в едином порыве, отбросив сомнения, устремились к единой цели: загнать толпу элементарных хаотичных частиц в пятый угол. Всем было ясно, что надо торопиться. Кто первым достигнет результата, тот и продиктует свои правила остальным. Чёткие, короткие правила без исключений. И гонка шла во всю прыть – пыль стояла столбом!
И тут, в самый разгар свершений, под конец рабочей недели Сергею Сергеевичу позвонил Моветон и почти шёпотом сказал: «приезжайте, дело худо». Наутро Сергей Сергеевич вылетел из Москвы.
* * *
– Ну и что из того, что пятница? – Сергей Сергеевич строго посмотрел на Юлия Борисовича.
– А то, что вчера ко мне в кабинет пришёл физик-теоретик Игорь Петрович Прожогин и доказал… – Моветон вздохнул, набирая как будто не воздуха, а смелости, – …что создать направленный, мало-мальски энергетически сильный поток частиц невозможно.
Сергей Сергеевич глянул в окно и понял – что́ его настораживало в этом городе. На улицах Закрытого города совсем не было дураков. Не то чтобы они все попрятались – нет, дураков не спрячешь, всегда вперёд вылезут, – просто здесь их не было совсем.
«Ох уж мне эти умники! – горько подумал Сергей Сергеевич. – Такую работу насмарку!»
3. Лондон
«Какой же ты? Как сейчас сказал или… как потом подумал?»
И. Ю.
Воздух ночного Лондона горчил. Это была не гарь пожарища или мелко рассеянной бычьей жёлчи. Горчило так, словно кто-то заинтересованный добавил в бензин на всех заправках «Бритиш петролеум» по вороху сушёной степной полыни и теперь через выхлопные трубы автомобилей с правым рулём сочился газ с горчинкой.
Город стал чужим. Для беглеца не то что город – весь мир становится чужим, настолько, что к нему и спиной повернуться опасно. Лондон с подозрительностью заглядывал в окно. Куда подевались его холёность и высокомерие, его снисходительность и насмешка? Теперь Лондон – враг. Вежливый, равнодушный, умелый и беспощадный.
Такси свернуло на Блэкфрайерс-роуд, потом налево, на Уэббер-стрит. Я нащупал в кармане паспорт грека. Сегодня, 30 сентября, в понедельник, у Никоса Триколиноса день рождения, а значит, в какой-то мере и у меня. Не отпраздновать ли?
– За женщиной едем? – с ближневосточным акцентом спросил водитель.
Надо бы осадить нахала, подумал я. Совсем распоясались иммигранты. Но пришлось промолчать: пусть уж лучше считает меня искателем копеечных удовольствий, одним из тысяч одиночек, шагающих по разбитой мостовой между заблёванным кабаком и липким публичным домом, чем беглецом.
– Возможно, – ответил я и понял, что, кроме пятёрки в кителе боцмана Сэма, есть и ещё одна хорошая новость. Навсегда решена проблема законной жены Томаса Кука. Теперь, по случаю провала, я снова неженат. Мне стало чуть слаще на душе. Самую малость – словно в огромную бочку густого дёгтя случайно упала капелька не очень сладкого мёда.
– В такую ночь, – водитель с неодобрением взглянул в непроглядное небо, – подходящей будет мексиканка, вы уж мне поверьте.
Я не стал спорить. Пожалуй, таксисты, как и гинекологи, имеют трезвый и широкий взгляд на женщин. Но уточнить кое-что захотелось.
– Именно мексиканка? А испанка?
– Испанки хороши на рассвете, под утро. Испанкой надо управлять, как бритвой. С осторожностью, но решительно. А бритвы нужны именно по утрам. Не так ли?
