– Что случилось, дружище? – обратился я к водителю скорой голосом хорошо выпившего человека.
– Какой-то малый из окна выбросился. – Он кивнул на тротуар под окнами Руни.
– Насмерть?
Водитель обернулся вглубь своей машины. Там, хотя я и не видел подробностей, несколько человек склонились над носилками. Послышался стон, и было в нём что-то знакомое.
– Нет, – ответил водитель, – всего-то третий этаж. Но больно приземлился. Открытый перелом.
– Жить-то будет?
– Поживёт. Но в футбол уже не поиграет. Из ноги, видел, торчало и хлестало. Сейчас вколют морфий, наложат шину – и поедем.
Полицейские, замерив что надо, махнули нам – проезжай! Такси тронулось. Я откинулся на сиденье. Мужчины в штатском в нашу сторону не смотрели.
На инсценировку не похоже. Иначе уж точно проследили бы за теми, кто интересуется. Значит, сдал меня не Руни. И я этому рад. Получается, его мужественность не показная – он реально хотел уйти от деятелей из контрразведки. И сигнал послал, видимо, тоже он.
– А если на всю ночь решили брать, то мой совет – китаяночку, – опять завёл свою волынку таксист.
– Это почему же?
– Покладистые… Как положишь её, так и лежит всю ночь. Не шелохнётся. Спокойно и тихо спится с китяночкой.
Следующим был Твист. Не по подозрениям, а по местоположению. Жил недалеко, на Харпер-роуд.
У дома Твиста ни скорой, ни полиции не было. Похоже, этот из окна не выпрыгивал. Но в трёх его окнах горел свет, а перед подъездом стояли две одинаковые машины, и в каждой сидело по человеку. Обычное ли дело для трёх часов ночи? За Твистом пришли, и пришли, как и за мной, недавно. Сейчас идёт обыск.
– Извини, друг, не расслышал – что там китаяночки? Деревенеют? – обратился я к таксисту, когда мы проезжали дом Твиста. – И будь так добр, тормозни на минуточку, я отолью.
Таксист остановился, но неуверенно произнёс:
– Но здесь вроде негде.
– Да? – оглядываясь по сторонам, откликнулся я. Мне нужно было как следует рассмотреть происходящее перед домом. Не хотелось просто проехать мимо. Вдруг что-то кинется в глаза или увижу что-нибудь.
И надо же – действительно увидел! Из дверей дома вывели Твиста. Он был испуган. Не играл испуг, а натурально боялся. Еле плёлся на ватных ногах. Люди, знающие своё будущее, так не ходят. Этот точно сдаст всех и сразу, не будет геройствовать и расскажет всё, о чём спросят. Но это после, а пока он не знает, о чём его спросят, и потому боится. Этот ещё никого не сдавал, а значит, он не тот, кого я ищу.
– Ну что? Будете выходить, сэр?
Таксист обернулся, и я улыбнулся ему самой дурацкой улыбкой из тех, которыми умею улыбаться.
– Нет, не буду. Так что там с китаянками? А впрочем, какая разница…
– Что вы имеете в виду, сэр?
– Пожалуй, мы поедем не за китаянками…
– А куда, сэр?
– На Родни-плейс.
– Как скажете, сэр.
Со Штранцелем ничего не было ясно. Свет у него не горел. В доме вообще не горело ни одно окно. Хотя почему это у Штранцеля должен гореть свет? Штранцель не всегда ночевал дома. Парень он холостой, пьющий и со страстями. Пьющий по российским меркам терпимо. Штрацель себя контролировал и телефонную трубку брал всегда. Что, если ему позвонить? Если пришли за мной, должны прийти и за ним. Вопрос только в том, кто предатель.
А если они Штранцеля не нашли? Если сигнал тревоги дошёл вовремя и он скрылся? Тогда телефон должен быть выключен или уничтожен, чтобы его не обнаружили и не начали шарить в записной книжке и проверять контакты. Если телефон включён и Штранцель ответит на звонок, то предатель именно он. Это, по сути, единственная зацепка для контрразведки, единственная возможность выйти на меня. Они ведь не знают, что после первого сигнала происходит автоматическое оповещение. Сигнал пришёл ко мне, мой телефон тут же переслал его всем остальным членам сети и стёр контакты. Они могут допустить, что я сам послал сигнал в знак доверия Штранцелю, тот принял его и спасся, и сейчас можно будет установить связь. Есть и ещё вариант: Штранцель отвечает на звонок и говорит удивлённым голосом, что он в участке. Так он предупреждает меня, и это похоже на подвиг, а о подвигах мы не договаривались. Одним словом, надо звонить, а размышлять потом.
