Датым голосом я попросил у таксиста его мобильный: свой, дескать, забыл в клубе.
– Дай, дорогой, позвонить моей Клотильде. Хочу послать благую весть о приближении. Лишь бы дома была…
– Только в Америку не звони, – сказал таксист, протягивая трубку. Я набрал номер. Телефон был включён, но Штранцель не ответил. Один длинный гудок, второй, третий, четвёртый… Всё ясно: меня вычисляют. Штранцеля взяли. Значит, он меня не предавал.
Что ж, прощай, моя маленькая армия! Маленькая, но честная и верная слову. Сейчас вам будет трудно. Очень трудно. Может быть, невыносимо трудно. Не знаю, сумею ли что-нибудь сделать для вас, но обещаю, что не упущу даже малой возможности для этого.
Итак, предатель находится вне группы. Все те немногие, кто знали про нас и могли это сделать, сидят в Москве.
Я вернул телефон водителю и попросил остановиться на углу Белфур-стрит, сказав, что приехал. Вылез и побрёл – как будто куда глаза глядят. Чаевыми знаток женщин остался недоволен. Но не то у меня время, чтобы транжирить.
Впереди лежал неблизкий путь на родину. Надо установить, кто меня сдал, и, как сейчас принято говорить, разобраться с этим. Но первоочерёдная задача – убраться из Лондона. Словно подслушав мои мысли, Лондон иронически хмыкнул клаксоном последнего автобуса на Брокли и перестал горчить воздухом.
4. Закрытый город
Прошедшее длительное
«Стоит ли тратиться на первое, если второе в том, что третьего не будет?»
И. Ю.
Сергей Сергеевич был зол. С ним случилось небывалое. Более того – непотребное. Он ощущал, как в голове крутится чужая мысль, а возможно, и не одна. Холодными, скользкими змейками они ворочались, путались и мешали другим, его собственным, родным и близким мыслям, составлявшим сознание.
– Черт-те что! – почти громко воскликнул Сергей Сергеевич и посмотрел на Моветона.
Тот уставился на него в ответ.
Сергей Сергеевич не исключал, что это именно Моветон орудует в его голове, подсовывая ему юркие мыслишки. Ох уж эти умники! Прикинутся людьми не от мира сего – дескать, мы только в облаках витаем. А на деле? «Спусти, Сергей Сергеевич, всё на тормозах», – вкрадчиво сверлил кто-то в его голове. А кому, как не Моветону, выгодно, чтоб всё было шито-крыто? Чтоб ничего не менялось: ни проект, ни финансирование, ни планы, ни кабинет этот…
Да, хорош у Юлия Борисовича кабинет. До революции, при монастыре, здесь была гостиница для знатных паломников. Может, и сам царь в этих покоях почивал. Говорят, приезжал сюда Николай II, и, кажется, не один раз.
Трудное предстоит решение, если этот Прожогин прав. Столько денег – и коту под…
– Как ни тяжела жизнь, а жить-то надо… – подозрительно точно прервал размышления Сергея Сергеевича Юлий Борисович. – Давайте решать.
– Ну, зовите сюда вашего… – вздохнул Сергей Сергеевич.
– Прожогин сейчас будет, – отозвался Моветон. – Может быть, чаю?
– Какой уж тут чай? – заёрзал в кресле Сергей Сергеевич. – Всё рушится!
Юлий Борисович его горечь разделял. Столько людей уже связали свои планы с программой направленного потока, начали писать кандидатские и докторские, рассчитывали получить степени и отделы. Сколько деятелей уже по-хозяйски глядели на статью бюджета, где прописывались суммы и сроки. И всё прахом из-за одного головастика…
Заговорил селектор на столе Моветона:
– Юлий Борисович, к вам Прожогин из четвёртого сектора.
Моветон разрешающе кивнул. Видимо с секретаршей у него была не только селекторная, но и телепатическая связь, потому что дверь отворилась и вошёл человек.
