– Погоди, мне нужно переодеться.
– Я люблю, когда ты в форме.
– Завтра на службу, спецодежда должна быть в порядке.
– Утром я ее тебе заново выглажу.
– Ловлю на слове.
– Не нужно меня ловить, мне самой нравится за тобой ухаживать. Ты же знаешь.
– Знаю. Но хорошим не стоит злоупотреблять.
– Почему же? Мне кажется, от хорошего не следует отказываться.
– Отказываться не нужно, я к этому и не призываю. Но есть тонкая грань, за которой праздник превращается в рутину. Понимаешь? Баланс количества качества надо соблюсти.
– Ну, запутал все. Теорию целую подвел под все, умных слов наговорил… И все же, праздник?
– Конечно. Наблюдать за тобой, моя жар-птичка, всегда праздник. А уж когда ты начинаешь ухаживать, это просто сказка.
– Ах, какой же ты любезник, мой капитан. И льстец, льстец…
– Никакой лести, дорогая. Только самая простая, самая неприкрытая правда. И ничего кроме.
Разговорами Серж не отвлекся от своего намерения сменить наряд. Поскольку квартирка являлась однокомнатной, особых мест для уединения в ней не предполагалось. Да Серж и не слишком переживал по этому поводу. Открыв дверцу шкафа, он укрылся за ней, частично, но все же, и там быстро переоблачился. На противоположной стене висело небольшое зеркало, и они с Томой обменивались через него взглядами. Он повесил форму на плечики и облачился в мягкие домашние брюки. Потянулся за рубашкой.
– Не эту, дорогой, не клетчатую, – подсказала ему Тома. – Надень светлую, пожалуйста. Я хочу, чтобы сегодня ты был в белом.
– Почему так? – осведомился Серж, охотно, впрочем, выполняя ее просьбу.
– Не знаю… Настроение такое.
Как же он любил этот ее бархатный голос. Закрыв шкаф, он подсел к ней на диван, обнял за плечи, сразу ощутив ее хрупкость и беззащитность. Она прижалась к нему, поеживаясь и вздрагивая, пока не погрузилась в тепло, покой и безмятежность.
– Будем пить чай? – спросил он ее.
– Будем пить вино. И зажжем свечи.
– Осталось пару штук всего.
– А вот все, что есть, и зажигай.
– Что все-таки происходит? Странное у тебя настроение. Ты меня пугаешь.
– Не странное, мой капитан, настроение эсхатологическое.
– Переведи.
– Чувствую я, дорогой мой, что не скоро еще нам выпадет такой вечерок провести вместе, если вообще когда-нибудь случится. Так давай же насладимся им сполна. Им и друг другом.
– Не накликай беду.
– Нет, Сереженька, беда, это не по моей части. Напротив, я знаю, что как раз от беды я тебя спасу. Когда придет время.
– Правда?
– Верь мне. Другое дело, что происходят какие-то вещи большого, может быть, глобального масштаба, которым невозможно противостоять. А ты разве сам этого не чувствуешь?
Серж наклонил голову, соглашаясь.
– Чувствую.
– Что это, по-твоему? Что творится?
– Война, ты же знаешь.
– Но ведь это где-то далеко и совсем не значительно? Ведь так?
Серж покачал головой.
– Не так. Война есть война, на ней гибнут люди. А любая смерть это необратимость. Да и вообще. Лукьяныч сегодня сказал, что все меняется, уже изменилось, и как прежде никогда больше не будет. Я с ним согласен.
– Лукьяныч, это…
– Мой начальник, и просто умный человек.
– Ты его уважаешь?
– О, да… Неоспоримых авторитетов мало, он один из них.
– Хорошо, что такой человек с тобой рядом. Но ведь ты на войну эту проклятую не попадаешь?
– Пока нет. На очереди академия, а там – кто его знает? Зарекаться не буду, тем более, ты и сама видишь, чувствуешь, все меняется. Но я понимаю, к чему ты клонишь. Тома, не начинай, ладно?
