«Во! Видишь, какая умница…» – притянув её за руку, поцеловал в щечку.
Самарин, иногда, представлял себе жизнь как огромный поток плывущих по течению людей. Гена Паршин всегда был хорошим пловцом «в струе». Его снисходительно двигали вверх, когда других берегли при себе для дела. «Кто же ты, Гена? – подумал Самарин и сам вспомнил, – «Паршивец!».
Его никогда не воспринимали всерьёз, особенно когда он пытался эту серьёзность изобразить. Они с Самариным одновременно командирили, но Паршин был на четыре года старше, и вполне логично, что мог бы сейчас разговаривать с учетом возраста, звания и должности, однако состояние веселья «рубахи парня» продолжалось.
«А впрочем, чего тебя судить, были комбриги и похуже!» – подумал Самарин и отвлекся касанием лапищи Тимофеева.
«Товарищ, комбриг!» – обратился кадровик, – Командиру положено перед увольнением в запас пройти медицинское освидетельствование и почему бы не…».
Комбриг пресек его, не поворачивая головы:
«Это на усмотрение увольняемого. Да, ВиктОр?» – и масляными глазками, закусив нижнюю губу пригласил жестом Самарина и остальных в свой потаенный закуток.
«ВиктОром» Самарина звали с лейтенантов, вроде клички.
Несобранный диван, шкаф с открытой дверцей с «фугасами», накрытый начатой закуской столик на две персоны – явные улики развлеченья. Девушка, по-свойски, быстро открыла полностью окно, заправила лежбище и принялась за порядок на столе.
– О! Какая же ты умничка, – повторился комбриг своим маневром, и провел ладонью по выставившейся попке, чуть задирая юбку и пьяно глядя на Самарина, – «Смотри?».
– Да…вижу. Прошу разрешения взять с собой «личное дело» и мне нужно ехать в штаб флота. За рулём… – постарался не послать напоследок своего уже бывшего начальника, Самарин и посмотрел на Тимофеева. Небрежно козырнув они развернулись на выход.
– Ну, как хочешь. К командирам спустишься? Проститься…как бы… – спросил Паршин.
Самарин буркнул, улыбаясь, вроде того «кто там умирать собрался» и на этом последний, но неприятный визит в некогда родное боевое соединение закончился.
Да, командование дивизии с удовольствием избавилось от него, как неудобного и теперь уже ненужного. Но его лошадка «С-37» стояла в Феодосии у ремонтного причала с плавмастерской и ждала своего «наездника». Её, по-прежнему, как принято у подводников, называли «лодка Самарина». Это всё равно, что в армии «хозяйство Петрова».
На территории Подплава, уже не чувствовалось былого лоска. Не побелены бордюры и деревья, не обрезан кустарник, не покрашена рубка лодки «малютки» – памятник подводникам последней войны. Почему «малютка»? Лодки были такие типа «М», что «малые» означает. Когда-то старпомом «С-53» он положил традицию на соединении проходить мимо этой рубки с отданием воинской чести хоть одиночно, хоть строем. Пожалел, что не оставил маков для «малютки», провожающей и встречающей с моря родные субмарины на изгибе бухты. Солнышко поднимало вверх дымку над штилевым Балаклавским рейдом. Самарину не хотелось задерживаться и встретить кого-нибудь из знакомых.
Надавил на педаль газа: «Дранк нахт ост! В Феодосию! Домой!».
Планы посетить кумовьёв и штаб флота были отставлены.
«Пока нет паспорта гражданина России ты военный, ты офицер» – думал Самарин, успокаивая себя принадлежностью к самой сознательной и ценной части своей жизни. Не было никаких обид на начальников, да и на кое на кого не обижаются. Как говорил дед: «На обиженных воду возят».
