Призраки оперы. Капкан для соавторов - страница 7
— Как долетели, Ягда Сычовна? — заискивающе спрашивал директор, подавая руку официальному следователю Комиссии чрезвычайных происшествий. — Прошу осторожнее, ступенечки у нас крутые, лесенка узкая…
— Не старайся, милок, — кряхтя и поскрипывая костяной ногой, баба-Яга перевесилась через край ступы и, не отпуская директора, втиснулась в люк на крыше. — То, что у вас с техникой безопасности — швах, это и за тридевять земель видать. Иначе душегубства на спектаклях не бывало бы!
— Всего лишь на репетиции. Правда, на генеральной. А, может, всё-таки несчастный случай, а? — с надеждой проблеял Ундерфельд.
— Разберёмся! Ёлкин, за мной! Посторони-и-ись, эхх-ма! — Яга, отодвинув директора с пути, села на перила винтовой лесенки. Вжжжжуххх! Только свистнуло и замогильным холодком повеяло.
Ундерфельд с досадой постучал себя кулаком по лбу. Какой несчастный случай?! Если так, ему же как директору и отвечать за случаи у него в театре! Нет, только убийство. Желательно, дело рук психопата — фаната оперы, это повысит сборы от спектакля. Ох, до чего доводит внешний стресс, вне привычных рисков профессии. Самые хитроумные от него катастрофически глупеют!
— Маууу!
— О, Господи! — директор шарахнулся к стене, пропустив мимо шерстистую чёрную молнию с белой манишкой и гребнем синих искр по вздыбленному хвосту и хребту.
— Ёлкин! Не отставай! Где тебя черти носят? — долетело снизу.
— Идуу-ау! — Припарковав ступу, кот учёный, эксперт ЧП-комиссии, через три ступеньки ринулся за начальницей. Директор изо всех сил спешил за ними, чтобы первое знакомство следователей с артистами не прошло без него. Иначе жертв сейчас станет ещё больше!
*****
Директор опоздал секунд на пять. Когда явился, Ягда уже ругалась с примадонной. Прима разливалась оскорблённый соловьём, заламывала руки, стенала, что все желают её смерти — в общем, полный набор защитно-обвинительной реакции на простой вопрос: «Что вы знаете о происшествии?»
— А что я могу знать, если была на сцене! Я пела! У меня есть свидетели! Вы что, меня подозреваете? МЕНЯ?!
Это прозвучало с полной мощью опорного звука, усиленного отличной акустикой «Капуса».
— Трансляцию на улицу отключили? Идиоты! Почему нет?! — зашипел директор на помощника.
— Там собрался весь город, ступу многие видели. Если отключить сейчас, они снесут двери, вломятся сюда. А все входы и выходы мадам следователь велели закрыть и стоять насмерть, дабы преступник или его сообщники, если они ещё внутри, не разбежались!
— Бред! Служебный ход был открыт настежь, кому надо, давно сбежали, — вздохнул директор и обреченно поплёлся успокаивать рыдающую приму. — Ну-ну, Оралинда, богинечка вы наша, никто вас не подозревает, как можно! Это всего лишь формальность…
— Обидеть истинного художника может каждый! — гнусаво от слёз, но очень драматично выдала примадонна, отняв заплаканное лицо от плеча директора, чтобы ее отлично слышали на площади. — Даже если выяснится, что всё это чей-то безумный розыгрыш, нелепое недоразумение, я завтра всё равно не смогу петь премьеру! Мои нервы не вынесут этих испытаний! Так и запишите, что это было покушение на меня! Чтобы выбить у меня почву из-под ног! Ах, Ундерфельд, я гибну!
— Воды! — крикнул директор в настоящей панике, понимая, что не удержит мощное тело примы, обмякшей в обмороке. Его единственный шанс — быстренько сменить мизансцену. Оралинда громко всхлипывала и жадно пила воду с валерьянкой. Глубоко декольтированная пышная грудь ее так вздымалась от волнения, что даже все вокруг театра, кто не видел этого воочию, могли ясно представить всю картину. Только не знали, что костюм примадонны в этом акте — из тёмно-синего шёлка со звёздной россыпью. Многие представляли лиф и шлейф бордовыми или малиновыми. Но диадему в царственной прическе медовых локонов все представляли близко к реальности.