5 апреля, вторник
Ну вот, каникулы закончились, и, с одной стороны, здесь нет ничего плохого, а с другой – меня это здорово пугает. Возвращаться в школу, снова входить в будничный ритм, готовить до полуночи домашние задания.
Каникулы я провел с пользой: просыпался к десяти, валялся в постели до тех пор, пока не надоест. Ходил в уборную в одних трусах, смущал соседок своими прелестями и признавался им в любви. Некоторые говорили, что я одурел, другие – попутал святую воду с чачей, еще одни терялись, а вот пятидесятилетняя Нано полезла обниматься. Прижала мою голову к безразмерной груди и хнычет по непутевому мужу. Мне неловко, пробую отступить, она не отпускает и только крепче вдавливает в бронежилет из грудей.
Тебе интересно, не балуюсь ли я клеем? Так вот, клеем я не балуюсь, пробовал – не понравилось. Историю о прогулках в трусах я выдумал, так я лечу нервы. Но это неважно, хочу рассказать о последнем дне безделья.
В воскресенье мама вернулась из церкви с улыбкой. Она поставила тяжелые сумки на пол и поцеловала меня в голову. Я помог разобрать продукты и предложил маме испечь чвиштари>17 с сырной начинкой. Пока мама заваривала чай, я включил телик и нарвался на «Мимино»>18. Эпизод, в котором бабуля уговаривала Валико переправить корову на вертолете. Я спросил у мамы, как ей такой вариант.
– Пф-ф-ф… И ты еще спрашиваешь?! Конечно оставляй, – ответила она.
Мы сидели под пледом и смотрели отличный фильм, пили сладкий чай с горячими чвиштари, расплавленный сыр приятно тянулся, оставляя во рту солоноватый привкус. Даже не припомню, сколько раз мы его пересматривали, и все-таки смешные моменты оставались такими же смешными. Мама смеялась, и я смеялся, мы по-настоящему смеялись, и в какой-то момент время остановилось для нас, и мы стали самыми счастливыми людьми во всей Вселенной. Клянусь, даже сам Бог нам тогда позавидовал.
За неделю каникул мы с Вано ни разу не увиделись. Сколько раз я ему набирал, столько раз включался голосовой ящик. Я и писал, спрашивал куда он исчез – он так и не объявился. Зато на днях звонила его мама, спрашивала: «Вано еще у вас или уже ушел?». Я соврал, мол, он минут пять как ушел. Что еще оставалось, не мог же я его подставить? Я звонил ему, чтобы предупредить, но он не брал трубку. Скорее всего, он с девушкой и врет мамаше, что ко мне ездит. Пока они тискаются у подъезда, мне за него отдувайся.
Неужели так сложно сказать, что встречается с девушкой, и никому бы не пришлось врать?
Когда я спросил Вано в школе, где он пропадал, он ответил:
– А, это… Я немного замотался… Предки потащили к предкам мамы… Скукотища полная. В этой дыре связь не ловит, одни комары и грязь, глухомань, что тут говорить. Вернулся только вчера вечером.
Я припомнил звонок его мамы, истории не сходились, летчик еще не знал, что просчитался в расчетах. Интересно, как далеко зайдет его вранье.
По моим прогнозам, наша дружба вот к чему придет: будем видеться только в школе, и каждый будет делать вид, что ничего не изменилось. Мы постепенно отдаляемся, общих тем для разговора все меньше. Обращаться будем друг к другу только по делу, в остальное время угрюмо молчать, уставившись каждый в свой телефон.
Если тебе интересно знать, как мои дела в школе, то это похоже на пытку длиною в шесть-семь часов. На уроках я пытаюсь сохранять спокойствие и только изредка грызу ногти. Когда напряжение становится невыносимым, я отпрашиваюсь выйти. Там, в пустых коридорах, я брожу без цели, смотрю в окна и мечтаю скорее отсюда убраться.
