Дочь перевел в другой вуз и купил билет в Заболоцк. Стал собираться. Когда Сергей Львович ставил том своей монографии в книжный шкаф, на него свалилась с верхней полки давно забытая книга о Ван Гоге. Удар Ван Гогом – тот еще каратистский приемчик. Эта книженция ему попалась впервые в пору увлечения единоборствами. Ван Гога с тех пор он обожал. Не столько картины, сколько характер, ту же жизнь на невероятной скорости. Темп «картину в день» мало кто выдержит. Вот живучий! Один день – одна картина – одна новая жизнь. Вдохновляющая через века. А если бы он остался проповедником?
Колеса крутятся, по поезд приближается к Заболоцку. Аненков уже не против доехать и до Саранска. Мысли крутятся быстрее колес. Сергей мечтает, что бы они привели его в искусство, настоящее и большое. А то, что волшебным образом перестанет хандрить, это само собой. Пусть лучше что-то прекрасное, удивление, радость испытать и перенести на холст! Потом картина удивит кого-то, вдруг отзовется в душе посетителя галереи спустя десятилетия, столетия. Живопись не имеет пределов ни в чем. В ней можно совершенствоваться бесконечно, ее можно толковать свободно, она останавливает время, давая возможность и художнику и зрителю остановиться и совершить свой выбор. «Эх, прокачу в прошлое и будущее, когда вникну и вспомню руками», – мечтал Аненков.
Бледнели его воспоминания, как эти засвеченные и выбеленные солнечным светом поля, леса, дороги, крыши, советские строения уже забытого назначения.
– Ока! – закричал Федор, он же Геральт, выхватил профессора из ступора.
– Из Московской области выехали, – обрадовался Степан, – А вы смотрите-ка, отличается пейзаж от подмосковного. Вот поля вспахали. Не ждут, когда зарастет, чтобы построить свои коттеджные поселки.
Сергей Львович придирчиво пригляделся к бесконечному холмистому ландшафту. Тут бы виноград выращивать на южных склонах. Наверно северный виноград будет как северный мед, в сто раз полезнее. Вот ремонтируется здание станции, а вот разрушается старая красивая водокачка. Жалко, можно было бы отреставрировать. Вот один трактор увяз, а второй его вытягивает из весенней пашни. Люди работают, люди делом настоящим заняты. Сергей Львович читал глазами пейзаж как книгу, выхватывая слева, справа, вверху в небе, внизу на земле самое интересное и удивительное. Бескрайний простор, небо безгранично и бесконечно. Показалось, что зрение стало яснее прежнего. Да что там зрение – он вчувствался в это новое пространство, ощутил себя в нем, представил как гладит тех коров, что выходят из загона, как растирает в руках маленькие пахучие почки. И Львовичу захотелось простой сельской жизни со всеми ее радостями бесхитростными, чтобы понежиться в траве не солнышке как кото и чтобы поутру серьезная деревенская девушка принесла ему крынку парного молока и теплый хлеб из печи. Размечтался. Ему стало чертовски нравиться его побег из своего институтского болота с забаненными обитателями. Скоро-скоро он поселится в новом месте, приглядится. Вот уже и поезд сбавляет скорость перед станцией. Заболоцк! Пассажиры потихоньку идут на выход, стали прощаться.
Резкое торможение, попадали вещи, грохот и крики. Мальчишки проворно соскочили с полок, сообщив Львовичу, что они прочувствовали момент инерции. Машинист объявляет, что если кому-то из пассажиров нужна медпомощь – срочно обратиться к проводнику, а аварийная остановка произошла по вине человека спрыгнувшего на пути.
