Лео не плакал. Он не кричал. Он просто сидел и смотрел на экран. Ощущение было таким, словно он часами бился головой о гладкую, холодную, непробиваемую стену из полированного титана. Стена не дрогнула. На ней не осталось ни вмятины, ни царапины. Только его собственная кровь, боль и абсолютная, вселенская тишина в ответ. Он апеллировал к Машине. И Машина ответила ему вежливым, безупречным, алгоритмическим «Нет».
На терминале мигнуло уведомление: Ваш LQI обновлен: 92.6 → 91.1. Причина: Непродуктивная трата ресурсов на отклоненные апелляции. Повышенный уровень кортизола, зафиксированный датчиками в офисе. Рекомендована седативная терапия.
Лео медленно поднял голову. За окном снова шел дождь. Идеальный город тонул в серой мгле. Он посмотрел на свои руки – руки архитектора, строителя этой безупречной тюрьмы. Он больше не чувствовал гнева. Только леденящую пустоту и абсолютную, беспросветную уверенность: Стена была непробиваема. И она медленно, неумолимо двигалась на него, чтобы раздавить. Оставалось 17 месяцев 26 дней. И ни один, даже самый изощренный, диалог с Машиной не мог этого изменить. Он был приговорен. Создатель – своей же бездушной тварью.
Привилегированный статус давал одно последнее право – очную апелляцию перед Комитетом Разума. Не перед машиной. Перед людьми. Вершителями. Последняя надежда, тонкая, как паутина, но Лео ухватился за нее с отчаянием утопающего. Он потратил оставшиеся силы на подготовку. Перелопатил горы данных, построил сложные симуляции, доказывающие ошибочность прогноза, нашел три прецедента (старых, сомнительных, но все же!) отмены Рекомендаций для ученых высшего ранга. Он отточил аргументы до блеска, как когда-то свои доклады о триумфе Системы. Сегодня он шел не просить. Он шел убеждать. Доказывать свою незаменимость. Свою оптимальность.
Кабинет Комитета находился в самом сердце Центра Управления «Кассандрой». Лифт, доступный по коду с привилегией «Омега», умчал его ввысь, в зону, куда не проникал даже шум города. Дверь открылась бесшумно.
Холод. Первое и единственное ощущение. Не физический – климат-контроль поддерживал идеальные 22 градуса. Холод метафизический. Исходящий от стен цвета ледяной стали, от полированного до зеркального блеска черного стола, от трех фигур, сидевших за ним.
Оценщики. Двое мужчин, одна женщина. Возраст неопределимый – между сорока и шестьюдесятью. Лица – маски безупречной, отстраненной нейтральности. Ни морщинки эмоций. Глаза смотрели не на Лео, а сквозь него, словно сканируя данные невидимого экрана. Одежда – стерильно-белые костюмы без малейшего намека на индивидуальность. На груди у каждого – маленький бейдж не с именем, а с кодом: EV-7, EV-4, EV-1. Оценщик Высшего Порядка.
– Доктор Варгас, Лео Андреевич, – произнес центральный, EV-1. Его голос был гладким, монотонным, лишенным тембра. – Проходите. Ваше время ограничено 30 минутами. Представьте ваши аргументы для пересмотра Рекомендации OL-9981-03D.
Лео сел на единственный стул перед столом, ощущая себя подопытным кроликом под взглядами бездушных сканеров. Он включил проектор, вывел на экран за спиной оценщиков свои ключевые слайды. Начал говорить. Голос звучал уверенно, но внутри все сжималось от леденящей атмосферы.
– Уважаемые члены Комитета, – начал он, стараясь смотреть в глаза EV-1. – Я оспариваю не принцип Оптимальности, а конкретный прогноз в моем случае. Во-первых, модель OL-Sigma v.7.3, использованная для меня, имеет известную погрешность в прогнозе когнитивного спада для лиц с эпигенетическим маркером G-447, каковым я обладаю. Вот данные независимого исследования Института Геронтологии… – Он показал графики, формулы. Оценщики не моргнули. Их пальцы бесшумно касались сенсорных панелей перед ними, внося заметки или просто регистрируя факт его речи.
