По крайней мере, усмешка его гаснет. Он замирает на мне взглядом и молчит. Потом закусывает уголки губ изнутри, отчего его губы вытягиваются вперед, и медленно кивает, потом еще и еще раз. Говорит:
- Понял. Хорошо, Гольцман, я понял. Разрешите быть свободным?
- Вольно, Шмелев, - улыбаюсь я, чувствую призрачную победу.
Он покачивает головой, думая о чем-то своем:
- Да, милая, нам с тобой будет весело.
От этой фразы все внутри подергивается неприятным холодком. Я выпрямляюсь и подгребаю к себе тетрадь. Сдавленно говорю ему:
- Сегодня вышлю список. Встретимся здесь же завтра после пар.
- Чего? – Яр уже встает, но замирает в полуприседе, - завтра снова?
- А как ты хотел?
- Гольцман, я вообще никак не хотел!
Вопреки моей неприязни, мне становится наконец так обидно, что слезы почти выступают на глазах. Разве я такая отвратительная, что со мной и общаться нельзя? Это же неправда? Я часто моргаю и черчу в тетради прямоугольники. Наконец линии становятся жирными, а моими эмоции, наоборот, не такими яркими.
Я говорю, едва подбирая остатки сил:
- Иди, куда хотел, Ярик. Но завтра здесь же. Ясно?
- Яснее некуда, Жендос, - вкрадчиво произносит он, наклонившись почти к моему лицу. – А зачем?
- Пойдем в кино, друг мой, - я поднимаю на него взгляд и заставляю себя улыбнуться.
Яр резко разворачивается и уходит. Ни с кем не заговаривает, не прощается, значит, достаточно взбешен. Я бы радовалась этому, если бы сама не была так опустошена. И зачем я, правда, напялила эту зеленую рубашку? Разве она мне нравится? Я и купила ее
только из-за мамы.
9. Глава 9
Когда Шмелев спускается по лестнице и пропадает наконец из поля моего зрения, я горблюсь и зависаю над тетрадью, пытаясь собрать мысли в кучу. Раздраженно фыркаю носом, пытаясь прогнать запах его парфюма. Ладно. Делаю пару глубоких вдохов. Ничего ужасного не произошло. Ну да, Яр разговаривает со мной неприятно. Но ведь так всегда было, еще с первого курса, когда мы закусились с ним прямо первого сентября. Просто одно дело ругаться на парах, и совсем другое быть с ним в прямом диалоге. Когда он давит и пытается постоянно уколоть. И смотрит так уничижительно. Нет, я конечно тоже не бабочка. Я тоже все время его цепляю. Просто я сегодня не в форме, видимо.
Трясу головой и скидываю с себя оцепенение. Ничего, подумаешь. Как будто меня мало задевали раньше.
Просто бесит, что он во мне человека как будто не видит. Но это, может, и хорошо. Тем интереснее будет доказать ему, что со мной можно дружить.
- Малышка, плохой день? – Антон ставит на стол стаканчик кофе и двигает его ко мне, а сам присаживается туда, где недавно еще сидел Шмелев.
Я улыбаюсь. Долин всегда такой чуткий.
- Этот идиот из меня все соки высосал.
- Да я уж видел, - кивает Антон и указывает в противоположный угол, где на пуфиках расположилась его команда КВН.
Я сокрушенно качаю головой:
- Этот проект меня угробит. Мы только начали, а я уже без сил.
- Держись, Женька, - Долин накрывает мою руку своей и ободряюще улыбается. – А отказаться нельзя было?
- Нет, либо делаем, либо пересдача.
Доля присвистывает и закладывает ладони за голову:
- Кто-то посмел сказать в твоем присутствии это мерзкое слово?
- Ой, ну все, перестань.
- Просто пытаюсь тебя развеселить.
- Я знаю. Спасибо.
- Малышка, ты же понимаешь, что есть вещи важнее проекта по социологии? – он обеспокоенно всматривается в мое лицо.
