От этого Андрея бросало в холодный пот. Обычно для решения проблем используются те или иные методики. Но любой прикладной системный аналитик вам скажет, что, решая конкретную проблему, эти методики в девяноста процентах случаев создают новую. Так же было и с историческим экспериментом: позволяя перенестись ученым в другие эпохи для уточнения тех или иных неисследованных фактов, они одновременно открывали двери для возможных ошибок и даже преступлений. И как было теперь отделить котлеты от мух, то есть настоящие исторические факты от искусственно внедренных недобросовестными «экспериментаторами»? Сколько сил было потрачено на очистку науки от какой-нибудь лысенковщины, от нацистских расовых теорий, от древних укров, выкопавших Черное море, и «фактов» посещения американцами Луны в шестидесятых годах двадцатого века. Но как теперь очистить научное здание от эрбинов – если подтвердится версия их умышленного внедрения в исторический процесс? Как теперь вообще верифицировать известные исторические факты, если можно отправиться в прошлое и сфальсифицировать их?
Воистину, история, несмотря на все достижения, по-прежнему оставалась мало предсказуемой и в известной мере спекулятивной наукой. Если вообще наукой…
С такими мыслями ковач Мечеслав подъехал к стольному гарду.
* * *
Зверин напоминал разбуженный улей. На окрестных лугах, где еще недавно мирно паслись коровы, стояли лагерем воины племени рарогов, которых много уже собралось под стенами гарда. Кто-то сидел у костра, кто-то спал, завернувшись в плащ, а кто-то занимался обычным воинским делом – чистил доспех, точил камнем лезвие топора, прилаживал оперение к стреле. Повсюду стоял гомон, ржали кони, дым поднимался в небо. Неизбежные признаки приближающейся войны…
Пока Мечеслав шел к детинцу, он встретил несколько знакомых и от них узнал новость – племя укрян с берегов реки Укры отказалось идти на войну с эрбинами. И в том тоже не было ничего нового – укряне давно уже не слали кнезу дары свои, и на игрищах их не видали. Вот оно как, значит? Не напрасно кнез тревожился. Но то была тревога обычная – такое бывало и ранее, когда многие были званы, да являлись не все.
Кнез пребывал в хоромах своих, и на лице его не было ни тени уныния и сомнений, хотя поводов для них имелось предостаточно.
– Будь здрав, брате мой! О, какой ты красивый стал! – кнез явно имел в виду художества на его лбу.
– Да уж, – хмыкнул Мечеслав.
– Ее метка, дар?
Мечеслав кивнул в ответ.
– Что же поведала тебе вештица?
– Слова лисы подобны туману, что не редкость в тех краях.
– Так ты видал лисиц ее?
– Не только видал, но и слыхал.
– Говорят, что тявканье их подобно смеху лесных духов. Что они завлекают путников в чащу, усыпляют его дивными песнями, а поутру в чаще находят только обглоданные кости…
– Не знаю, – Мечеславу захотелось покраснеть, когда он вспомнил, что творилось ночью в лесной хижине, – меня они отчего-то не съели. Наверное, побоялись твоего гнева, кнезе.
Кнез улыбнулся.
– Что она сказала?
– Она сказала, что черное солнце, которому варги поклоняются, надобно раскрутить в обратную сторону…
– И тогда оно станет солнцем прави?
– Так.
– Что еще?
– Что жрец эрбинов – главная сила, и его просто так не убьешь, не человек он. А далее мутно. Вроде одержишь ты, кнез, победу в рати грядущей – а вроде и нет. И сказала еще, что эрбинов нельзя одолеть…
– Совсем нельзя?
