– Ааа-аааа! Мне больно, не надо! – взмолился Архимий и снова попытался вырваться и развернуться, чтобы достать врага солнечным взглядом, но его сил не хватало. Он только прожигал светом землю под собой.
– Аха-хаха-а, я знаю… Глу-уп-пый, потому я… Это и делаю!
Архимий извивался, как червяк, пытаясь освободиться, а меч уже до черноты обжег плоть вокруг раны. Резко Безумец вытащил меч и рукой обхватил еще две лапы, золотая кровь текла по раскаленным рукам бога Проклятой Тройки.
– Хихи-ихыы-ыы!
– Умоляю… – сказал Архимий ослабшим голосом, по лицу стекали слезы. – …Прошу…
Но Безумец не слушал, он рычал, как зверь, и смеялся. Легким движением меч отрубил обе лапы разом, и Архимий снова закричал уже севшим, обессилевшим голосом. Он пытался встать, весь в крови, с мерзкими обрубками на спине, и две оставшиеся лапы помогали ползти, но почва была мягкая, и руки проваливались сквозь землю. Горячие когти вцепились ему в волосы и приподняли голову.
Жизненные силы его покинули, но неожиданно из его тела вырвалась последняя волна золотой энергии, взрыв отшвырнул Безумца прочь. Он отлетел в сторону, встал и снова регенерировал, огляделся в поисках бога, но никого не увидел, кроме ошметков белой одежды и отрубленных крыльев. Воздух вокруг огненного исчадия искажался от температуры, золотая кровь шипела и быстро сворачивалась на его коже. Сухая солома под его ногами чернела и воспламенялась, а сильный ветер раздувал бушующее пламя, выжигающее поле до основания. А Безумец поправил шляпу и ухмыльнулся, шагая по пеплу.
И сразу же резко перед глазами возник образ Оазис по колено в каком-то пруду. Фауст сразу проснулся. Он стоял на четвереньках в холодной воде почти всем телом и тяжело дышал, его тошнило и кружилась голова, похоже, он случайно скакнул, пока спал.
– Ты чего здесь забыл?
В нескольких метрах от него по колено ногами в воде стояла Оазис с недовольным растерянным видом, а от ее ног бурлила и испарялась вода. Они находились в небольшом пруду глубокой ночью, воду освящали нежно-голубым мерцанием какие-то маленькие подводные насекомые. Было очень холодно.
– Я… Я прости… Я никогда так не… Не скакал, честно… Просто… Я видел Архимия, и он… Он…
– Стой-стой! Не мямли, – сказала она и сразу смягчилась в лице. – Встань. Интересно…
Фауст вдруг перестал контролировать свое тело, глаза Оазис вспыхнули, и он встал. Ни один мускул, кроме рта, его не слушался, а мозги будто зажали в тиски.
– Ч-что интересно? Что со мной?
– Ты не мог знать, что я здесь, я и сама абсолютно спонтанно решила прогуляться, а ты скакнул именно в этот пруд, почему? Чертов скакун!
– Я… Я спал, не знаю… Мне я…
– Успокойся, подойди.
Фауст невольно пошагал навстречу к ней. Оазис двумя ладонями дотронулась нежно до его лица, но «кокон» сразу же обжег, и Фауст скривился.
– Прости, – раздраженно сказала Оазис, потирая ладони. – Иногда забываю об этом… «Коконе».
– Это тебя расстраивает? – не задумываясь спросил Фауст и понял, что сморозил глупость.
– А ты как думаешь, умник?
Фауст снова задумался, что это ужасно – не быть способным коснуться ничего живого и ощутить его тепло, кожу, шерсть, губы. Ему стало жалко Оазис, за ее колкостью он заподозрил нечто более ранимое. Хотя не понимал что.
– Подойди.
Фауст подошел. Оазис расставила ладони на небольшом расстоянии от лица Фауста, и ее глаза замерцали. Над ее головой загорелся золотой венок.
