– Ты не кажешься мне фанатичкой.
Оазис своими большими глазами на него посмотрела с добротой, благодарной улыбкой, хотя Фауст всего лишь был искренним. Такая простая фраза – а какой эффект! Тем не менее Фауст не мог не обратить внимания на интонацию, с которой она называет его скакуном. Пренебрежительной.
– А все же почему ты тогда со мной пошла?
– У тебя остался кто-то из родных?
– Эм, да, старший брат. И я даже ничего не успел ему сказать, кстати говоря… Куда я, с кем? Кос не позволил.
Оазис фыркнула при упоминании Коса.
– Значит, мы друг друга поймем, мы можем ненавидеть свою семью, но не можем – не любить. Я могу всех их послать нахер, Огненноликую, Коса, но ты напомнил мне, что это не решит моих проблем, как бы мне этого не хотелось. Я обязана защищать то, что люблю, или хотя бы попробовать.
– Звучит «по-человечески», – улыбнулся Фауст.
– Наверное, человечности ничто не учит так хорошо, как любовь…
Фауст надолго задумался о ее словах. А любит ли он свой новый мир так, что готов за него умереть? Может, он зря пошел с Косом и стоит брать Галилея и бежать как можно дальше прямо сейчас?
– А за что ты так злишься на свою мать? – сказал Фауст и осекся. – Извини, наверное, не надо было об этом.
– Да не забивай бошку, ты не поймешь…
Фауст понял, что она не хочет говорить об этом со «скакуном», и огорчился, но постарался не подавать виду и сменить тему на более насущную.
– Да… Так и как мы, эм… действуем?
– В идеале надо быть ногами в воде, но работаем как есть.
– А… Почему в воде?
– Мне так… комфортнее, я… – тут Оазис запнулась, явно думая, рассказывать ли ему больше, чем нужно. – Это моя маленькая мечта – почувствовать воду…
– А ты…
– Нет. Кокон не дает даже ощутить воду своей кожей, ни дуновение ветра, ни прикосновение… Ничего. Мне много рассказывали о воде, как она обволакивает, приятно охлаждая кожу. Вода спокойная, на нее приятно смотреть, и вообще… забудь.
– Нет-нет, это очень красивая мечта, – ответил ей Фауст и невольно улыбнулся.
– Я точно не знаю, что я буду искать у тебя в голове, – продолжила она. – Мы даже не знаем природу твоих видений, но я постараюсь найти воспоминания о смерти Архимия и искать похожие мысли, может, сможем спровоцировать новые картинки.
– А мне что делать?
– Постарайся просто быть в сознании, смотри мне в глаза и не скакни случайно куда попало, как в прошлый раз.
– Слушай, ты будешь… читать мои мысли?
– А что, стремно? – спросила Оазис и усмехнулась. – Ты ничего не почувствуешь, старайся ни о чем не думать, а еще лучше – о том конченом боге, поможет.
Оазис подошла вплотную и почти обхватила ладошками его лицо, казалось, она едва не коснулась его, но сдержалась. Ее глаза засветились ярче в полумраке комнаты. Дыхание Фауста участилось, неужели так уже действует ее магия? Или такое волнение вызывает их внезапная близость? Он ощутил себя полным дураком.
В голове предательски всплыла внезапная мысль, что ему нравится ее лицо. Аккуратное, гладкое… и намного добрее, чем казалось при знакомстве. Глаза теперь казались еще больше и выразительнее, а губы пухлее, но не менее приятные глазу. Фауст почувствовал, как краснеет, и постарался отогнать навязчивые мысли, а Оазис в этот же момент весело ухмыльнулась. Ну все. Теперь он точно от стыда убьется прямо тут.
Они так простояли несколько минут безрезультатно.
– Ты, похоже… устал, у тебя мысли путаются, черт пойми как. Мы можем попробовать позже.
