– О чем?
– Ты все слышал! – вопил Ральф. – Он сказал про «белую смерть».
– Ну и дал бы ему немного! – отозвался я. – По-моему, ты поступил невежливо.
– Это все твоя работа, – зашипел Ральф. – Это ты его притащил ко мне.
Ральф упал на каучук, закатив глаза и оскалившись в гримасе, вызванной очередным болевым спазмом.
– Черт бы тебя побрал! – простонал он. – Все твои приятели – больные люди, а теперь ты еще и с грязным наркоманом сошелся.
– Да успокойся ты, Ральф, – сказал я миролюбиво. – Они тут все наркоманы. Нам повезло, что мы встретили хорошего. Скиннер – мой давний друг. К тому же он аккредитованный фотограф Марафона.
– О Боже! – продолжал стенать Ральф. – Я себе все так и представлял…
Я глянул через плечо – не смотрит ли его жена – и с силой шлепнул его по затылку, чтобы привести в чувство. Он рухнул на мат… и в этот самый момент в спальню вошла Анна с плетеным подносом, на котором стояли чайник и чашки, заказанные ею в ресторане.
Чай успокоил Ральфа, и он принялся рассказывать. Двенадцать тысяч миль от Лондона до Гавайев были для него дьявольским испытанием. Жена попыталась сойти с самолета в Анкоридже, а дочка всю дорогу проревела. Дважды при снижении в Гонолулу в самолет ударила молния, и огромная черная женщина, которая сидела рядом с Ральфом, забилась в эпилептическом припадке.
Когда они наконец приземлились, их багаж оказался потерянным, таксист содрал с них двадцать пять фунтов за поездку в отель, где регистратор забрал их паспорта потому, что у Ральфа не было американских денег. В целях безопасности менеджер отеля поместил его фунты стерлингов в сейф, но помог ему со снаряжением для плавания, которое Ральф и взял в пункте обслуживания серфингистов на пляже возле кафе «Хо Хо».
В это время ему так хотелось укрыться от всех и побыть одному, сказал он, так хотелось отдохнуть и расслабиться у моря, что он надел свои ласты и погреб в сторону рифа. Тут-то его и подхватила волна. Приподняв, она шваркнула Ральфа о зазубренную скалу, пробив ему дырку в спине и оставив барахтаться в прибрежной водичке подобно тонущему животному.
– Какие-то люди притащили меня в какую-то лачугу, – сказал он. – Потом они накачали меня адреналином. Когда я смог добраться до вестибюля, я выл от боли и с меня градом катил пот. Обслуге пришлось дать мне успокоительного и на руках отнести в лифт.
Только отчаянный звонок Уилберу избавил Ральфа от тюремной палаты в городской больнице где-то на другом краю острова – менеджер отеля уже готов был отправить его туда.
Ужасная история. Для Ральфа это была первая поездка в тропики, и он мечтал о ней всю свою жизнь. А теперь в результате всего этого он умрет или навсегда останется калекой. Его семья, стонал он, полностью деморализована. Вряд ли кто-нибудь из них когда-нибудь сможет вернуться в Англию, хотя бы для того, чтобы быть похороненным с соблюдением приличий. Они подохнут как собаки, причем без всякого к тому повода, на дикой скале посередине абсолютно чужого моря.
На протяжении нашего разговора дождь бился в оконное стекло. Не было похоже, чтобы шторм, который бушевал уже несколько дней, когда-нибудь прекратился. Погодка еще хуже, чем в Уэльсе, сказал Ральф, а из-за боли в спине он пил не прекращая. Анна рыдала всякий раз, когда он просил виски.
– Это ужасно, – проговорил он, – но за прошлый вечер я выпил целый литр скотча.
Ральф всегда не в своей тарелке, когда ему приходится работать за границей. Я бегло осмотрел его спину и позвонил вниз, в магазин сувениров при отеле, чтобы нам принесли алоэ.
